Но.
Шейла Норкросс.
В комнате, куда он не хотел заходить и куда Лайла по глупости рассчитывала когда-нибудь с его приглашения попасть, оказалась женщина – не мужчина, а женщина – по имени Шеннон и фотография девушки-подростка, чья улыбка, озорная и кривящая правый уголок рта, напомнила Лайле не одного хорошо знакомого ей мужчину, а двух: мужа и сына.
4Далее последовало простое двухэтапное расследование.
На первом этапе Лайла нарушила закон, впервые не только за свою службу, но и за всю жизнь. Она позвонила директору средней школы Кофлина и безо всякого судебного постановления попросила прислать ей копию личного дела Шейлы Норкросс. Директор испытывал давнюю благодарность за благополучное разрешение шумихи вокруг «Маргарет», и Лайла заверила его, что к самой Шейле Норкросс все это не имеет никакого отношения, но поможет расследованию преступных действий одной банды. Директор без колебаний отправил ей по факсу копию личного дела. Он так доверял Лайле, что ради нее с радостью тоже нарушил закон.
Из документов следовало, что Шейла Норкросс была девочкой умной, хорошо успевала по английскому и литературе, еще лучше – по математике и научным дисциплинам. Средний балл составлял три целых восемь десятых, учителя полагали ее несколько заносчивой, но обаятельной, прирожденным лидером. Шеннон Паркс, ее мать, числилась единственной попечительницей Шейлы. Клинтон Норкросс значился ее отцом. Родилась Шейла в 2002-м, через год с небольшим после Джареда.
До баскетбольного матча Любительского спортивного союза в среду вечером Лайла говорила себе, что не уверена. Разумеется, неуверенность выглядела бессмыслицей, правда смотрела на нее со страниц личного дела, да и нос Клинта, перешедший по наследству Шейле, рассеивал последние сомнения, но Лайле нужно было как-то держаться. Она твердила себе, что сначала должна увидеть эту девушку, увидеть Шейлу Норкросс, выдающуюся разыгрывающую защитницу, слегка заносчивую, но обаятельную ученицу со средним баллом три целых восемь десятых.
Лайла притворялась, будто работает под прикрытием и ее задание – убеждать Клинта, что она – по-прежнему та самая женщина, на которой он женат.
«Ты выглядишь задумчивой», – сказал ей Клинт во вторник вечером.
«Извини. Возможно, причина в том, что у меня роман с одним из сотрудников, – ответила она. Именно это сказала бы та Лайла, которую Клинт считал своей женой. – Только об этом и думаю».
«Понимаю, – кивнул Клинт. – Это Линни, верно?» И он привлек Лайлу к себе, чтобы поцеловать, а она даже ответила на поцелуй.
5Потом она перешла ко второй части расследования: наблюдению.
Облюбовала местечко на последних рядах трибун и смотрела, как разминается команда Триокружья. Шейлу Норкросс, номер тридцать четыре, она узнала сразу. Девушка выполнила бросок в кольцо с отскоком мяча от щита и развернулась на пятках, смеясь. Лайла смотрела на девушку глазами детектива. Может, у тридцать четвертого номера челюсть была не такая, как у Клинта, может, держалась она иначе, но что с того? У каждого ребенка двое родителей.
Во втором ряду около скамьи хозяев стояли несколько взрослых, хлопая в ладоши в такт предматчевой музыке. Родители игроков. Была ли Шеннон худенькая женщина в свитере крупной вязки? Или мать девушки – крашеная блондинка в модной кепке газетчика? Или какая-то другая женщина? Лайла не знала. Да и откуда? В конце концов, она была гостьей на этой вечеринке, причем незваной. Люди рассказывали о том, как разваливались их семьи, и обычно добавляли: «Казалось, это происходит во сне». Лайла же считала происходящее вполне реальным: крики зрителей, запахи спортивного зала. Дело было в ней, это она была эфемерной.
Раздался гудок. Разминка закончилась.
Шейла Норкросс подбежала к остальным игрокам, а потом сделала нечто такое, что разом отмело все сомнения, развеяло самообман. Нечто ужасное, простое и убедительное, подействовавшее куда сильнее, чем физическое сходство или школьное досье. Лайла увидела это со своего места на трибуне и поняла, что у них с Клинтом все кончено.
6Едва закрыв глаза, чтобы не видеть приближающуюся живность, Лайла почувствовала, как на нее накатывает настоящий сон – не подползает, подступает или подскакивает, а мчится, словно неуправляемая шестнадцатиколесная фура. Панический страх обжег нервы, и она влепила себе оплеуху. Со всей силы. Глаза широко раскрылись. Ни змеи, ни тигра, ни квохтающего павлина. Ни гигантского, баньяноподобного дерева. В центре поляны рос дуб, старый, восьмидесятифутовый, великолепный представитель своего вида, но обычный. Белка сидела на одной из нижних ветвей и что-то сурово выговаривала Лайле.
– Галлюцинации, – сказала себе Лайла. – Это плохо. – Она включила наплечный микрофон. – Линни. Слышишь меня? Прием.
– Слышу, шериф. – Голос был слабым и далеким, но никаких статических помех. – Чем… могу помочь?
Вновь появилось гудение высоковольтных проводов. Лайла и не осознавала, что раньше его не было. А не было ли? Господи, у нее совсем плохо с головой.
– Не важно, Линс. Я свяжусь с тобой снова, когда выберусь отсюда.
– Вы… порядке, Лайла?
– Все отлично. До связи.
Она вновь оглянулась. Обычный дуб. Большой, но всего лишь дуб. Лайла стала поворачивать голову, когда еще одна ярко-зеленая птица поднялась с дерева и полетела на запад, к заходящему солнцу. В том направлении, куда улетели другие птицы.
Лайла крепко закрыла глаза, потом с трудом открыла. Никакой птицы. Естественно. Это ее воображение.
Но следы? Они привели меня сюда.
Лайла решила, что сейчас ей не до следов, гигантского дерева, странной женщины и всего прочего. Сейчас ей нужно вернуться в город, не заснув по дороге. И возможно, пора навестить одну из прекрасных аптек Дулинга. А если ничто не поможет, оставался шкаф с уликами. И все-таки…
И все-таки что? Мысль пришла, но растворилась в пелене усталости. Или почти растворилась. Лайла успела ее зацепить в самый последний момент. Король Кнуд, вот о ком она подумала. Король Кнуд, повелевающий приливу обратиться вспять.
Некоторые вещи сделать просто невозможно.
7Сын Лайлы тоже не спал. Он лежал в грязном кювете на дальней стороне дороги. Мокрый, мучающийся от боли, и что-то давило ему в спину. По ощущениям – пивная банка. Этим его беды не исчерпывались, потому что он был не один.
– Норкросс.
Эрик.
Эрик гребаный Бласс.
Джаред не открывал глаз. Если они подумают, что он без сознания или даже умер, то убегут, как трусливые говнюки, каковыми они и являлись.
Может, убегут.
– Норкросс! – На этот раз за обращением последовал пинок в бок.
– Эрик, сваливаем отсюда. – Очередной герой подал голос. Кент Дейли, визгливо, на грани паники. – Я думаю, он откинул копыта.
– Или в коме. – Судя по тону, Курт не счел
