Ван, которая уже начала грозно подниматься со стула, вновь села. В отличие от Фицрой, для которой плохое поведение было нормой, ее собственностью, как в «Монополии», Сорли отличалась дружелюбием. И согласно Ри Демпстер, этот мерзкий Питерс надругался над ней. Ван решила, что выслушает ее.
– Так что там у тебя?
– Мы хотим сварить кофе. Особый кофе. Который поможет всем бодрствовать.
Ван держала палец на кнопке аппарата внутренней связи секунду или две, прежде чем задать очевидный вопрос:
– Что значит – особый?
– Крепче обычного, – пояснила Джанетт.
– Вы тоже сможете его выпить, – вставила Энджел и попыталась щедро улыбнуться. – Он сразу вас взбодрит.
– Только этого мне не хватало! Тюрьма, полная обдолбанных заключенных! Это будет прекрасно! Позволь догадаться, Фицрой: этот ваш тайный ингредиент – крэк-кокаин?
– Ну… не совсем. Поскольку у нас его нет. И позвольте спросить: какова альтернатива?
Лэмпли признала, что не знает.
Вновь заговорила Джанетт:
– Дежурная, если с этой Авророй не разберутся в самом скором времени, здешние женщины встревожатся. – Она еще произносила эти слова, когда до нее окончательно дошло. За исключением Моры Данбартон и еще пары заключенных, отбывавших пожизненное, остальные хотя бы видели свет в конце тоннеля: выход на свободу. Фактически Аврора гасила этот свет. Никто не знал, что будет после сна – и будет ли вообще. Как никто не знал, что будет после смерти. – Они встревожатся, начнут нервничать, испугаются, и это может стать серьезной… проблемой. – Джанетт сознательно не использовала слово «бунт», хотя имела в виду именно эту проблему. – Они уже встревожены, расстроены и напуганы. Вы сами сказали, трое наших подхватили эту заразу. Все нужные ингредиенты есть на кухне. Вы только должны пустить нас туда, а мы сделаем остальное. Послушайте, я не пытаюсь давить или гнать волну. Вы же меня знаете. Я пытаюсь сделать как лучше. Я никогда ничего не нарушала. Я просто высказываю свои опасения и предлагаю решение.
– И ваш особый кофе решит проблему? Станет тем возбудителем, который позволит всем примириться с ситуацией?
– Нет, дежурная, – ответила Джанетт. – Я так не думаю.
Лэмпли нащупала татуировку надгробия с надписью «ТВОЯ ГОРДОСТЬ». Несколько раз прошлась по ней пальцами. Взгляд сместился вверх, к чему-то за пределами экрана.
Часы, подумала Джанетт, скорее всего там часы. Лэмпли вышла в утреннюю смену. Вероятно, легла спать в девять вечера, встала в пять или в половину шестого утра и поехала на работу. Часы висели и в камере, поэтому Джанетт знала, что сейчас около пяти: день клонился к вечеру.
Дежурная помотала головой на толстой шее. Джанетт заметила мешки у нее под глазами. Результат двойной смены.
– Твою мать, – сказала Лэмпли.
Джанетт не могла услышать ее через звуконепроницаемую перегородку, но все поняла по движению губ.
Лэмпли наклонилась к аппарату внутренней связи.
– Расскажи мне больше, заключенная. Просвети меня.
– Я думаю, этот кофе даст всем немножко надежды. Позволит почувствовать, что что-то делается. И даст еще немного времени на разрешение ситуации.
Взгляд Ван вновь метнулся вверх. Дискуссия продолжилась, превратилась в переговоры, потом вылилась в конкретный план, но именно в этот момент Джанетт поняла, что дежурная Лэмпли с ней согласна: с часами не поспоришь.
2Клинт и Коутс остались в кабинете начальника вдвоем, но какое-то время оба молчали. Дыхание Клинта выровнялось, однако сердце продолжало учащенно биться, и он чувствовал, что кровяное давление, которое при последнем медосмотре находилось на верхней границе нормы (Лайле он об этом не сказал, у нее хватало своих забот), сейчас определенно зашкаливало.
– Спасибо, – сказал он.
– За что?
– Ты меня прикрыла.
Она потерла глаза костяшками пальцев. Клинт словно видел перед собой уставшего ребенка, который вернулся с затянувшейся игры.
– Я всего лишь избавилась от гнилого яблока в нашей корзине, док. Это следовало сделать, но больше я ни от кого избавиться не могу, потому что у меня и так нехватка людей. По крайней мере, все остальные по-прежнему в строю.
Клинт открыл рот, чтобы сказать: Я хотел его убить, но тут же закрыл.
– Должна признать… – Джейнис так широко зевнула, что едва не вывихнула челюсть. – Я удивилась. Ты бросился на него, как Халк Хоган в славные стероидные времена.
Клинт опустил голову.
– Но ты мне нужен, хотя бы на короткое время. Мой заместитель, Хикс, снова сбежал, и пока он не вернется, его работу придется выполнять тебе.
– Надо полагать, он поехал домой проведать жену.
– Надо полагать, да, и пусть я могу его понять, но одобрить не могу. У нас здесь сотня женщин, и эти женщины для нас – главное. Я не хочу, чтобы ты терял хватку.
– Я не теряю.
– Надеюсь, это правда. Я знаю, прошлое у тебя не из легких. Читала твое досье… но там не было ничего о твоих талантах душителя. Конечно, вся информация о несовершеннолетних закрыта.
Клинт заставил себя встретиться с начальником взглядом.
– Совершенно верно. Закрыта.
– Скажи мне, что происшествие с Питерсом – помутнение.
– Именно так.
– Скажи мне, что такого никогда не случится с женщинами. С Фицрой, например. Или с кем-то еще. К примеру, с новенькой. Иви Чудило.
Должно быть, шок, отразившийся на лице Клинта, показался начальнику убедительным ответом, потому что она улыбнулась. И когда улыбка перешла в еще один зевок, зазвонил ее телефон.
– Начальник. – Она стала слушать говорившего. – Ванесса? Почему ты звонишь, если в твоем распоряжении прекрасно работающий аппарат внутренней…
Она продолжила слушать, и тут Клинт обратил внимание на одну странность. Трубка скользила от уха начальника к линии волос. Коутс опускала трубку, но она тут же вновь начинала двигаться вверх. Это могло быть усталостью, но выглядело иначе. Клинт даже задался вопросом, не держит ли Джейнис в столе бутылку виски, но отмел эту идею. Они с Лайлой несколько раз обедали с Коутс, и та пила только вино, причем обычно не допивала даже один бокал.
Он велел себе перестать пугаться теней, но получилось не очень. Если начальник Коутс заснет, кто останется за главного до возвращения Хикси? При условии, что Хикси вернется. Лэмпли? Он? Клинт подумал о том, каково это – стать начальником тюрьмы, и с трудом подавил дрожь.
– Хорошо, – сказала Коутс в трубку. – Я сказала, хорошо. Да. Пусть сделают. Объяви это по внутренней связи. Скажи общей зоне, что скоро подадут кофе.
Она закончила разговор, попыталась положить трубку на рычаг, но промахнулась, и ей пришлось повторить попытку.
– Черт! – сказала она и рассмеялась.
– Джейнис, с тобой все в порядке?
– Лучше быть не может, – ответила она, растянув последнее слово. – Только что велела Ван дать зеленый свет Фицрой, Сорли и еще парочке других, чтобы они сварили на кухне суперкофе. Вместо наркоты.
– Вместо чего?
Коутс тщательно выговаривала слова, напоминая Клинту пьяниц, которые пытались сойти за трезвых:
– По словам Ван… а она узнала это от Энджел, нашего Уолтера Уайта[26], у нас кофе светлой обжарки, а не темной, и это хорошо,
