Извиниться? Да я его готова была целовать до крови в темя за то, что так легко отделалась.
– Извиниизвиниизвиниизвини, пожалуйста! – С сильным запозданием я не менее сильно виноватилась, но с раскаянием было туго: я уже была вся там, в Стране Бытия.
– Ладно. Не лезь ко мне какое-то время. Собирай вещи пока. – С этим Федор развернулся на пятках и вернулся в гостиную. А я зарылась в платяной шкаф по пояс.
Сборы заняли примерно полчаса. Я решила, что все теплое и объемное напялю на себя, а остальное много места не потребует. Две трети рюкзака заняли купленные подарки. Да и не планировала я ничего такого брать. Интуитивно показалось, что наряжаться на елку там никто не будет. Шурша пакетами, я прослушала вопрос из другой комнаты, и Федору пришлось напрячь голосовые связки:
– Где встречаетесь хоть?
– В Этрета.
– Где?
– В ЭТРЕТА! ЭТО ТАКОЕ МЕСТО В НОРМАНДИИ, ПОМНИШЬ?
– Чё так сложно-то?
Я решила, что нелишним будет дойти до него и даже присесть на подлокотник его кресла.
– Ирма – которая автор книги – удрала туда полгода назад. Подозреваю, что они таким способом хотят сделать ей сюрприз.
– Красавцы. Человек явно от всех уехал, а вы планируете припереться и все испортить.
– Ты не понимаешь. У них там так все устроено…
– Да куда уж мне.
– Ну не обижайся.
– Да ну тебя. – Неохотное объятие.
– Ты такой у меня замечательный, Федор. – Никакого вранья, серьезно.
– Не подлизывайся, фу. – Но все равно обнимает.
– Я не подлизываюсь. Я восхищаюсь.
– Предательница.
– Не кидайся словами.
– Поучи деда кашлять.
– Дед, тоже мне.
– Собирайся иди. Спать-то будешь ложиться? Я бы вызвал такси уже сейчас, на всякий случай. Смотри, как метет.
…Пресловутая полоса отчуждения началась уже в такси. Мне в последний момент, как это всегда бывает, взгрустнулось и стало не по себе: куда лечу? зачем? Но еще на подъездах к Домодедово я уже подняла все якоря.
В Калининграде, как и было обещано, я провела несколько часов. А потом еще несколько – из-за метели не давали взлета. Полная анестезия вечно ноющей железе треволнений: сутки в запасе! На радостях я сперла в аэропортовом кафе шикарный стакан для виски – «дьюаровский». Подарю Федору, когда вернусь. «Когда вернусь». «Долго и счастливо», да.
Вылетели в итоге ближе к трем. На Париж одновременно с моим самолетом опустились напитанные рождественскими огнями сумерки, акварельно расквашенные дождем пополам со снегом. Обнять бы Йенса.
«Привет, эльф! Я до утра в твоем городе. Встретимся?»
Ответа пришлось ждать долго. Я приехала на Северный вокзал, купила ритуальный багет с сыром, выбралась на улицу и пошла куда глаза глядят. Руки немедленно украсились багряными цыпками и окостенели под ветром, мне было промозгло и абсолютно одиноко – в значении «уединенно»: я совсем-совсем одна на расползающейся под ногами Пангее, а счастье шло в метре впереди меня, размахивая полами настежь распахнутого, легкого не по сезону пальто, и шлейф из корицы и гвоздики тянулся широким конусом, волоча меня за собой. Но отчего-то нагнать его и заглянуть ему в глаза я никак не могла, и от этого росло и росло перчившее горло беспокойство.
И вот оно. Ближе к десяти прилетело: «В Ютландии. Хороним Риику. Автокатастрофа. Прости». Я не глядя перешагнула порог первого попавшегося кафе, где-то на Сен-Жермен. Играло что-то Франсуа Фельдмана, похоже. Люди за окнами бежали туда и сюда. Официанты хамили, как обычно. Звякала посуда, бармен шумно рассказывал анекдот каким-то мужикам в подпитии. Кивала и подмигивала праздничная иллюминация. Сходили с ума водители в пробке. По шкурам окостеневших платанов стекало мокрое небо. Риике, сводной сестре Йенса, было от силы двадцать четыре. «Не плачь, я сам», – высветилось на телефоне чуть погодя.
А ночью пошел уже настоящий дождь. Мне хотелось вымокнуть, устать в хлам и не чувствовать, по возможности, этого вот всего и сразу. Запихивать себя в настоящее стоило каких-то совсем уж нечеловеческих усилий. Я шла и шла, как заводная, закладывая сложные петли по седьмому, что ли, округу, стараясь думать хотя бы в пяти направлениях одновременно, лихорадочно подбрасывая уму игрушку за игрушкой, – только чтобы он оставил меня в покое. Риика ушла. Мое племя приходит. К четырем утра я была совсем уж по разные стороны океана. В шесть открыли Сен-Лазар. Свернувшись креветкой на стальной скамейке вокруг своего рюкзака, я провалилась в скрипучий водосток забытья. В семь залила в себя кофе и впихнула булку, а в семь сорок забралась в поезд до Гавра. Если бы не погода, дежавю было бы полным. Розовые и оранжевые закорючки на зеленом фиктивном плюше вагонных кресел съели остатки моего внимания, я скрылась по уши в вороте свитера. Вселенский клошар – мокрая, заляпанная по колено городской беготней, я залубенела насквозь и блаженно ничего не соображала. Этот портал в пространство свободы от вопросов, вероятно, – старее мира.
По прибытии поезда карликовые боги минут даровали мне еще полчаса паралича сознания: в ожидании автобуса я слонялась по гаврскому вокзалу, распахнутому всем ветрам с набережной. Самозабвенно впитывала холод, пораженный в правах за два часа жизни в тепловатом поезде, со вполне мазохистским сладострастием: отчего-то продолжало казаться, что мне предстоит получить подарок, который я никак до сих пор не заслужила.
К полудню автобус выдохнул меня на любимой площади перед мэрией города Этрета. «Следуй за внутренним голосом, меда, – и ты найдешь нас!» – прибыло сообщение с неопределяемого номера. И, через минуту, оттуда же: «Ну или позвони Дилану, он сегодня дежурный встречающий. Что с тебя взять;)»
Прошлое и будущее, закручиваясь в мутную воронку, покидали щелястое корыто моей реальности. Герцог, смотрите же, смотрите, моя чашка пустеет! Тащите свой апельсин! Шагала я за пределами усталости, будто по колено в сахарной патоке, по улице к набережной, мимо елок в огнях, сквозь праздничную толпу, а та дышала – пока лишь слегка в этот обеденный час – глинтвейном и рыбным супом, готовясь к очередному праздничному вечеру. И вдруг я пожелала хоть немного оттянуть встречу, которую так долго ждала, гребла к себе что есть сил. Я все еще не готова, я не дозубрила к экзамену, я не все отложила, не все забыла. Дайте мне еще пять минут. Десять. Полчаса. День. Жизнь.
Эти герои ментального сыска меня нашли уже через час. Стоило мне окопаться в маленьком баре в тихом углу на второй от променада линии домов, туда немедленно ввалились с грохотом и улюлюканьем Дилан, Шенай и Маджнуна. Я не успела опешить, как они уже взяли меня в плотный круг и стиснули в объятиях. Разговаривать? Вот еще. Эти трое по старой привычке наперебой болтали с закрытым ртом. Но быстро опомнились: я – «посторонняя» и понимаю только сказанные слова.
– Ишь, спряталась, думает!
– Такая смешная!
– Привет, меда!
– Да ты не
