– А больше ни с кем ничего подобного или просто странного не случалось? – осторожно спросила у рассказчика Гончая.
Мужчина поправил на лице очки и внимательно посмотрел на нее.
– Что вы имеете в виду?
– Все!
Тот покачал головой.
«Не скажет», – решила Гончая. И ошиблась.
– У нас нет, а вот про соседнюю Киевскую слышал.
– Что именно?
– Что люди оттуда уезжают. Не массово, а так, понемногу. У нас уже несколько человек с Киевской жильем и работой интересовались. А начнешь спрашивать: зачем переезжаете? – только плечами пожимают, а не говорят.
Гончей вспомнилась рыдающая физиономия Стратега, его рассказ об исчезновении Майки, и ее ладони непроизвольно сжались в кулаки. Если бы сейчас тот оказался рядом… Нет, она не стала бы его убивать, но разбила бы в кровь его пьяную рожу. «Самовлюбленный трус! Куда ты привез мою дочь?!»
Дрезина, тянущая пассажирскую платформу, постепенно замедляла ход, и впереди уже можно было разглядеть станционные огни Киевской. Гончая глубоко вздохнула, как делала это перед предстоящей схваткой. Что бы ни происходило на Киевской, она собиралась это выяснить. Узнать, почему оттуда бежали люди, и найти пропавшую дочь.
* * *Вопреки ожиданиям станция выглядела вполне мирно, если это определение вообще было применимо к Киевской-кольцевой – средоточию ганзейской военной мощи. Какая бы таинственная угроза ни нависла над местными жителями, Гончая не увидела на платформе ни перепуганных людей, ни суетящихся военных, ни каких-либо приготовлений к отражению возможной опасности. Торговцы, словно проросшие и укоренившиеся на субстрате грибы, монументально восседали за своими прилавками, ломящимися под весом разложенного товара, вдоль торговых рядов степенно прогуливались покупатели и также неспешно, если не сказать лениво, рассекали толпу вооруженные патрули.
На самом деле стражи порядка только казались ленивыми, да и самих патрулей, на первый взгляд, было слишком много, но Гончая допускала, что насчет последнего она может и ошибаться – ганзейцы вообще были помешаны на своей безопасности. Впрочем, то же самое можно было сказать и про красных, фашистов, граждан Полиса, кичащихся своей независимостью, и представителей любой другой крупной фракции.
Она поискала глазами недавнего попутчика, приехавшего на Киевскую к своему товарищу, но тот уже затерялся в толпе. Кроме соседа, с прицепной платформы сошли только двое военных, остальные пассажиры ехали дальше. Гончая проделала свой старый трюк – присоединилась к этим двоим, тем более что полученные на Октябрьской форменные камуфляжные штаны позволяли ей сойти за «свою», и, пока бойцы объяснялись с пограничниками, незаметно прошмыгнула на станцию.
Хотя прозевавшие ее постовые не стали поднимать тревогу, задерживаться на Кольце не стоило. Патрули то и дело останавливали прохожих, требуя у них документы для проверки. Гончая так и не поняла, случаен их выбор или нет, но решила, что ни добротная одежда, ни дробовик, ни такой же, как на патрульных, серый камуфляж не гарантируют отсутствия интереса со стороны стражей порядка. В любой момент патруль мог остановить ее и потребовать предъявить документы, которых у беглой пленницы-рабыни как раз и не было.
Внимательно поглядывая по сторонам, чтобы не столкнуться с дозорными лицом к лицу, и при необходимости лавируя в толпе, Гончая пробралась к переходу, связывающему Киевскую-кольцевую с одной из двух смежных радиальных. Она понятия не имела, на какую станцию ей нужно попасть. Стратег говорил про сталкеров Арбатской Конфедерации, но при этом не уточнил, с какой они линии: Филевской или Арбатско-Покровской. Впрочем, это не имело значения, так как в Конфедерацию входили обе радиальные станции.
Переход, судя по надписи на восстановленном указателе, вел на синюю – Арбатско-Покровскую линию. Под указателем, напротив друг друга, расположились ганзейские часовые и пограничники конфедератов – по четыре бойца с каждой стороны. И ни одного прохожего! Гончая оказалась единственной, и это ей совсем не понравилось.
Но ганзейские пограничники были настроены мирно.
– Далеко собралась, красотка? – окликнул ее молодой солдатик в сдвинутом на затылок черном берете, а когда девушка обернулась, добавил: – Не покидай нас.
Она одарила часового и его товарищей своей самой очаровательной улыбкой.
– Скоро вернусь, мальчики. Не скучайте.
Улыбка ли сыграла свою роль, или часовые выпускали без проверки всех покидающих Ганзу, но паспорт у нее никто не потребовал. Оставалось пересечь последнюю границу, но Гончая надеялась, что упоминание Стратега и ссылка на главу конфедератов президента Твалтвадзе позволит ей попасть на смежную станцию и без документов.
В действительности все оказалось даже проще, чем она думала. Не успела Гончая приблизиться к пограничному посту, как часовые раздвинули перед ней заградительные барьеры, а начальник пограннаряда еще и добавил с улыбкой:
– Добро пожаловать на станцию Киевская Арбатской Конфедерации, где все гости и жители окружены радушием и заботой!
Улыбка, как и сама фраза, явно заученная, дались начкару с трудом. К тому же Гончая не любила, когда ее окружали вниманием, пусть даже это были радушие и забота, поэтому поспешно миновала пограничный пост и скрылась в переходе.
* * *Последний раз Гончая появлялась здесь по поручению фюрера. Рейх, ослабленный незатихающей диверсионной войной с Красной Линией, нуждался в новых торговых партнерах, и фюрер скрепя сердце обратил внимание на Арбатскую Конфедерацию. Однако свои предложения он сформулировал в крайне ультимативной форме и вместо письма с заверениями в преданности и вечной дружбе, на какое, очевидно, рассчитывал, получил полиэтиленовый мешок с отрезанной головой своего парламентера.
Исправлять ошибку фюрера отправилась Гончая – для него Валькирия. Судя по тому, что тот вручил ей запечатанный конверт, не показав самого письма, содержание нового послания мало отличалось от предыдущего. Фаворитка фюрера не хотела повторить судьбу предыдущего парламентера – а то, что она слышала о взрывном характере главы Арбатской Конфедерации, не исключало такую возможность, – поэтому не стала вручать послание в его резиденции. Вместо этого она дождалась, когда президент покинет столицу и посетит смежную станцию Арбатско-Покровской линии, и, улучив момент во время его встречи с местными жителями, передала запечатанный конверт.
Ее расчет оправдался – темпераментный президент Твалтвадзе не стал пятнать свою репутацию прилюдной расправой над простой, скромно одетой почтальоншей, а больше Валькирия ему на глаза не
