Валета нигде не было.
Тео шагнул внутрь.
Ветки к этому моменту уже прогорели, но, к счастью, зал наполняло множество свечей. Одни стояли вдоль стен, капая воском на ступени, другие мерцали на рамах. Зал был полутемный и призрачный — неясно, где настоящий огонек, а где лишь отражение. Тео с друзьями спустился по каменным ступеням туда, где блестели миллионы зеркал. Всюду, куда ни брось взгляд, — зеркала, зеркала, зеркала…
Огромные, выше человеческого роста, и совсем крохотные. Пузатые и вытянутые, точно столбы. В золотых рамах, рамах резного дерева, вовсе без них. На некоторых рамах разворачивались сюжеты: вот двое обнялись, сидя под деревом; вот мужчина стоит на коленях, держа девушку за руку; а вот… Тео покосился на Санду — та тоже разглядывала зеркало, но, видимо, еще не дошла до той части, где двое…
«Черт!»
Тео покраснел до самых ушей и шмыгнул вперед.
Они блуждали довольно долго, иногда звали Валета, но мужчина не показывался. Наконец Тео наткнулся на странное зеркало: рама была образована из рук скелетов — костлявые пальцы переплетались между собой и, по-видимому, принадлежали двум усопшим любовникам. «Любовь не может быть опасной!» — вспомнил он свои слова.
Тео сглотнул и поежился.
И вдруг понял, что не слышит шагов друзей. Проход был пуст, как и соседний. Куда все запропастились? Подступила паника, и Тео крикнул:
— Эй!
Эхо, отражаясь от гладких поверхностей, разнеслось по залу, но никто не ответил. Он оказался в бесконечном лабиринте своих отражений. Окружен. Загнан в ловушку с самым пугающим существом на свете.
С собой.
Тео метнулся вправо, побежал влево — пусто.
Никого не было: только он.
Он один.
И в этот момент с зеркалами начало происходить нечто странное.
Глава 10
О гробнице Первого Игрока
— Я же говорила, не нравится мне это!!!
Шныряла оскалилась и зарычала. Ноздри девушки раздулись, втягивая затхлый подземный воздух. Только воск, горелый фитиль и пыль. Запахов спутников не было!
— Где вы, черт возьми? Эй?!
Шныряла снова бросилась искать друзей по проходам, но зеркала окружали ее словно войско, выставив блестящие щиты, — и везде отражалась невысокая девчонка с перекошенным личиком, в юбке до пола и переднике, расшитом красно-черными крестами. На плечах — лохматая собачья шкура. Платок сбился, приоткрыв золотисто-рыжие пряди. Шныряла запихнула локоны под ткань, затянула концы платка и вытащила любимые ножи.
— Идиоты! Говорила же, не надо слушать этого напомаженного! И Кобзаря тоже!
— Интересно, насколько горячо сердечко в вашей груди?
Глаза Шнырялы распахнулись во всю ширь. Это был… голос Кобзаря! И она уже слышала от Глашатая эти слова!
Шныряла обернулась вокруг своей оси и рявкнула:
— Где ты прячешься? А ну выходи!
Шныряла сунула голову между зеркальных рам, но, обнаружив пустоту, отскочила и кинулась к противоположному ряду.
— Что для вас любовь, дорогая?
«Любовь…» Сердце быстро-быстро стучало в груди. Сейчас, наедине с собой, Шныряла смутилась. «Дорогая»? Что Кобзарь себе позволяет!
— Итак, любовь для вас — это…
— Бред сивой кобылы!
Второй голос принадлежал ей, Дакиэне Драгош, собственной персоной! Шныряла немного отдышалась и наконец определила, куда идти — где-то там, за стеной зеркальных «щитов», говорили Кобзарь и… она сама?
Девушка вышла в соседний проход и сразу увидела, что здесь не было ни ее двойника, ни Глашатая.
Только зеркало в полный рост, в котором разыгрывалась знакомая сцена. Поляна под черным небом, освещенная ярким пламенем костра. По одну сторону костра Тео с Сандой, по другую — она сама и Змеевик. Тут же прыгал Кобзарь, размахивая измерительной лентой. Шныряла подошла ближе, не отрывая глаз от зеркала. Вот она хмыкает и скалится, выдавая остроумные, по ее мнению, шутки про эту самую — тьфу! — любовь, чтобы скрыть чертово смущение. Вик же — теперь она ясно видела — то и дело на нее поглядывает. С любопытством и даже ожиданием. Но она выдает: «Я эту любовь ему знаете куда засуну!»
И лоб Вика пересекает складка.
Шныряла брызжет слюной, Кобзарь то и дело косится на парня — наблюдает, как тот реагирует… А после выхватывает колбочку: «Сто кошачьих выдохов! Теплеет!»
Шныряла смотрела и смотрела на эту сцену, разглядывая себя и Вика со стороны. И заметила… когда она не глядела в сторону Вика, тот постоянно бросал на нее взгляды. На ее руки, шею… От этого внутри как-то екнуло.
Шныряла вспомнила вечер после смерти Господаря Горы и то, что было, прежде чем идиот Тео вломился в каморку без стука.
«Я не могу остаться… я дал клятву Охотника — пока Йонва собирает армию, я нужен им. Дика, я уезжаю…»
«Значит, я уеду с тобой».
Шныряла прикрыла веки. Обхватила плечи руками, вспомнила, где лежала его ладонь. «Черт! Вик!» — мысленно взревела девушка. И вдруг услышала голоса. Множество голосов наводняло проходы, и скоро Шныряла почувствовала, что ее обступила толпа. Она распахнула глаза: поверхность зеркал дрожала и зыбилась. В глубине появлялись фигуры. Силуэты говорили на все лады — но из всех зеркал звучал лишь один хорошо знакомый голос.
Ее собственный.
Шныряла в изумлении пошла вдоль зеркал.
Она стоит на кладбище перед Кобзарем, спрашивает про Макабр. Бежит в образе собаки по Китиле, выискивает еду у помоек. Тычет Тео в ребра. Орет на нежительницу Фифику. Сидит на холме, глядя на закат, и тихонько мычит полузабытую колыбельную.
Десятки дней и ночей ее
