Элси проглотила возражение, чтобы не ранить брата. В свои двадцать три года он хочет чувствовать себя взрослым, ответственным мужчиной.
– Ты уже выполнил свой долг.
– О нет, это далеко не так. – Джолион нахмурил брови, стал серьезным. – Я беспокоюсь за тебя, Элси. Мы должны быть осмотрительны. После… – он замялся, двигая кадыком, – после того, что случилось с Ма.
Элси впилась взглядом прямо в глаза Джолиона, всмотрелась в карие радужные оболочки, бегающие из стороны в сторону, в зрачки-точечки. Но в его мысли она не могла проникнуть. Он ничем себя не выдал.
Элси поймала себя на том, что не дышит.
– Ма? – прошептала она.
– Я о том, какой она была в самом конце.
– Ты был слишком мал, чтобы это помнить.
– Уверяю тебя, что живо все помню.
Как ей скрыть это – необъяснимую дрожь пальцев, какой-то трепет глубоко в душе?
– Я не знала. Мне очень жаль, Джо. Это было ужасное время. Если бы я могла, то избавила бы тебя от воспоминаний.
Последовало долгое молчание.
– Я помню, – осторожно, подбирая слова, заговорил Джолион, – она была совсем плоха. Видела чертей и чудовищ. А потом, в самом конце, вообще наступил кошмар. Она все время нашептывала мне разное и обвиняла тебя – в чем только она тебя не обвиняла.
– Меня?
– Она была совершенно не в себе. Это было понятно даже мне, хоть я и был еще совсем мал. Но она была нашей матерью, Элси, а такое может передаваться по наследству.
У Элси скривилось лицо.
– У нее был тиф! И ужасная лихорадка – при таком жаре любому начало бы мерещиться.
– Путаница у нее в голове от тифа усугубилась, но началось-то все раньше. Да ты сама мне рассказывала. Говорила, что это с ней после смерти Па.
– Да. Говорила. Конечно, горе изменило ее. Но она не то чтобы сошла с ума. Я, во всяком случае, так не считаю.
«Понимают ли люди, что сходят с ума?» – спрашивала она себя. Замечают ли, что нити их разума начинают рваться? Или просто уплывают в странный мир, похожий на сон? Никогда она не узнает этого, потому что они с Ма так и не поговорили на эту тему. Ну, а если быть до конца честной, Элси тогда было все равно, страдает ли Ма, – положа руку на сердце, она ей этого даже желала.
– Стоит ли рисковать? Не лучше ли навестить доктора?
Странное безразличие охватило Элси. Разве Джолион знает, что значит рисковать?
– Ты не можешь сравнивать, дорогой мой Джо. Но, знай ты родителей лучше, убедился бы, что я ни в чем на них не похожа. – Старая боль сдавила ей горло. – Ни в чем, понимаешь?
– Похожа, Элси. С этим ничего нельзя поделать. Они всегда с нами, в нашей крови, в самом нашем существе. Нравится нам это или нет.
Элси содрогнулась.
– Да. Да, видимо, это так.
Слишком быстро бьется сердце. У Элси затуманились глаза, губы пересохли. Послышалось тихое пение. Она не могла понять, раздается оно только у нее в ушах или это поют женщины во дворе.
Сквозь смог просачивался дневной свет, он заглядывал за занавески и выплескивал желтых зайчиков на поднос с чаем. Когда луч коснулся колена Элси, она резко поднялась. Ее чашка с блюдцем задребезжали.
Джолион недоуменно поднял глаза.
– Извини, – сказала она, вытирая рукой лоб. Ладонь стала скользкой от пота. – Извини, Джо. Я вдруг почувствовала себя из рук вон скверно. Лучше мне пойти и лечь.
* * *На смену январю пришел сырой, промозглый февраль с пронизывающим ветром, который продувал насквозь фабричные корпуса и заставлял дым из трубы стелиться. Элси почти не замечала, как проходили дни. То ли из-за снотворных капель, прописанных врачом Джолиона, то ли от лавандовой микстуры, которую она по вечерам добавляла себе в вино, она пребывала в блаженном состоянии покоя, отрешенная от повседневных забот и треволнений.
Она бродила по фабрике, но ни за что не отвечала. Могла пойти мимо пропиточного цеха или поглядеть, как в другом цеху мальчики наносят фосфорную массу на поверхность сушильной плиты. Холодные порывы ветра выносили дым за ворота, и он смешивался с лондонским смогом. Временами Элси улавливала обрывки сернистого запаха, но это не беспокоило ее, как раньше. Запах был чем-то вроде легкого укола, небольшого толчка, но не острого лезвия ножа.
Когда ходить по двору стало слишком холодно, Элси начала заходить в корпуса, где делали спички. Здесь было легче двигаться и свободнее дышать, здесь она была как рыба в воде. Пар, грохот станков и машин, треск и шелест спичечной соломки – звуки фабрики были родными ей, как голос Джолиона. Элси наблюдала, как бегают, снуют ее работники, как блестит пила, и чувствовала, что силы восстанавливаются. Что она возвращается к жизни.
К марту она чувствовала себя совсем здоровой и начала обучать трех девочек, привезенных из Фейфорда.
– Смотри, – говорила Элси самой маленькой из них, веснушчатой девчушке, пытавшейся связать пучок соломки. – Возьми вот столько и положи под отметку. Это и будет правильное количество соломки для связки – тысяча восемьсот штук.
Подруга девочки была, казалось, испугана тем, что придется считать и складывать такие большие числа, но Элси ободрила ее и помогла, а тем временем первая, с веснушками, училась завязывать узлы.
– Я и сама этим занималась, – улыбнулась Элси, – когда мне было столько лет, сколько вам.
Конечно, тогда она работала уже не так расторопно и проворно – с обожженными-то руками.
Девочка не отвечала, хотя по ее лицу было видно, что она не поверила ни единому слову Элси. Наверное, это вправду странно, чтобы дочь владельца фабрики трудилась наравне с работницами, но Па говорил, что фабрику нельзя узнать, если на ней не поработать. Насколько Элси помнила, это была единственная полезная мысль, которую изрек Па.
Отойдя от девочек, Элси заметила, что за ней на полу остаются следы, как если бы она шла по песку. Машины стрекотали, соломка ссыпалась в желоб, в воздух поднялось облако пыли. Веснушчатая девочка из Фейфорда закашлялась. Постепенно пыль улеглась. И под ней, как по мановению волшебной палочки, исчезли следы Элси.
Любопытно было вспомнить о полах фабрики, испещренных неровностями, обо всех этих незаметных ямках и уступчиках, которые так легко не заметить, а еще проще сделать невидимыми, припорошив метелкой.
Элси поднялась по лестнице, направляясь к конторе, но на полпути остановилась, перегнулась через железные перила. Отсюда открывался вид на всю фабрику. Вот женщины, заполняющие формы и следящие за машинами – все их жизненные силы сгорают здесь, улетают с паром. Искры – это загораются и тут же умирают отдельные непокорные спички. Как быстро это происходит:
