Память о Голубом Городе в благословенном Джибулистане, о Замке Всех Древних. Обо всём, что делало его не просто Познавшим Тьму, но – Великим Пределом.
Вот она, тьма перед барьером; рычит и рвётся за ним огненный Хаос.
Как же это просто, оказывается; наверное, как всё гениальное. Исполнить своё предназначение, да; а дальше – дальше будет видно.
Ракот удержит этот осколок Вселенной и один, если надо. Одной лишь верой в себя всех миров, что отыщутся тут.
Ему, Хедину, нужно сделать всё, чтобы рассечённое Упорядоченное срослось бы вновь. Потому что миры за его спиной должны жить, и божественность его – ничтожная плата за это.
Но, конечно, План предусматривал и другое.
Познавший Тьму коснулся преграды.
Коснулся – и мгновенно ощутил вечную ярость Хаоса, его отчаянные удары в ненавистный барьер.
«О ней позаботятся», сказал он совсем недавно брату Ракоту. О ней, о Сигрлинн. Сказал, не зная сам, откуда это вырвалось, – родилось из странной уверенности, что с любимой всё будет хорошо.
Познавший Тьму утрачивал человеческий облик, сбрасывал его, словно старый плащ. Ощущал неровности заклятий вражеского барьера, и сам решительно, не давая сомнениям овладеть собой, отбрасывал всё, что отдаляло его от изначальной сути Истинного Мага – от великого Предела.
Воспоминания прежде всего. Они были прекрасны, они придали ему смелость совершить задуманное, но теперь настала их пора.
Прощайте.
Пространство вокруг него сжалось, он становился словно частью преграды, но всё ещё не ею самой.
Привязанности. Чувства. Вкусы. Привычки.
Он рубил канаты, словно моряк в бурю.
И в конце осталось самое важное – цель и предназначение. Этого он утерять не мог, а значит, не мог и полностью расстаться с личностью. А там, где личность, всё равно остаются хотя бы следы того, что её слагало.
И – вот оно, вот оно! Что-то неощутимое закрылось за его спиной, он сделался частью барьера, почувствовал холодное, колючее, острое, вложенное в него Дальними; ощутил горячее, мягкое, вьющееся, привнесённое людьми.
А ещё – что на него бросился Хаос, словно почуяв, как в преграде перед ним что-то изменилось.
Чёрное пламя, не имеющее в себе ничего, никого не согревающее, никому не помогающее.
Однако в глубинах его Хедин почти мгновенно ощутил Её.
Сигрлинн, окружённая странным коконом, песчинка в бушующем океане Хаоса, который ежемоментно уничтожает сам себя и сам себя возрождает.
Всё сходилось.
Да. Кокон не дрейфовал бессмысленно и бесцельно по огненным волнам; некая сила заставляла его двигаться в определённом направлении, и явно осознанно.
Только одно – вернее, только кто-то один – мог это сделать.
Хедин Познавший Тьму, Хедин, возникший на грани бездны Неназываемого, спокойно выдохнул. Точнее, вспомнил, как мог бы выдохнуть – и память почти сразу угасла.
Ему предстояло самое трудное.
Здесь, на границе Хаоса, только и мог существовать он, Великий Предел. И только он, Великий Предел, мог ступить в огненное море, начав отделять светлое от тёмного и лёгкое от тяжкого, ибо что есть Хаос, как не всё это вместе?..
Барьер стал менять форму, вытягиваться острым шипом, ибо сущность Истинного Мага тянула сейчас его вперёд, сквозь чёрный огонь, отделяя и разделяя, проходя меж неизмеримо малым и заставляя отразиться огромное.
Хаос взвыл и взревел, в безумии кидаясь на дерзнувшего ступить в него; и Познавшему Тьму приходилось отбрасывать всё больше и больше, отсекать по живому то немногое, что ещё делало его Истинным Магом Хедином, а не безликой частицей, пусть и с особыми свойствами, «частицей Творца», как сказали бы белобородые маги-теоретики.
Таяли Замок Всех Древних, огневеющее Зерно Судьбы, последний ученик Хаген; Совет Поколения, Мерлин, и – Сигрлинн. Однако оставалась вера смертных, с которой сейчас никто ничего не мог поделать. Бесчисленные множества лиц и глаз, взиравших на него, уже утратившего имя, с ужасом и надеждой.
Шип становился всё длиннее, Великий Предел продолжал свою работу, поддерживаемый до конца верой в него других, длил её до тех пор, пока не ощутил перед собой такую же преграду, такой же барьер, и последним усилием он-таки дотянулся до него, слился с ним, делаясь его частью.
Сигрлинн…
Звуки и миражи распались, вспыхнули в чёрном огне, улетели невесомым пеплом.
Но зато по образовавшейся перемычке, что становилась всё шире и шире, вольно хлынула животворящая сила.
…Ракот Восставший уронил лицо в ладони. Он плакал – впервые в жизни.
– Что, что такое, Великий? – прыгал рядом взволнованный Кирвад.
Зашевелились, радостно загомонили воины – многие были магами, многие ощутили, как давящий всё и вся застой сменился свежим ветром.
Мир будет жить, подумал Ракот. И этот, и другие. Множество их будет жить, и мой долг теперь – чтобы они прожили как можно дольше.
Щёки его были мокры, но кулаки уже сжались и, когда он отдал команды, голос его не дрожал.
– К походу!..
* * *Далеко-далеко от них, в невероятном, непредставимом пространстве, скользя, словно бы под тонким льдом, разделявшим его и объятую пламенем Хаоса Сигрлинн, Хедин Познавший Тьму, Хедин, прошедший бездну Неназываемого, вздрогнул, как от удара.
Свершилось.
Он сделал то, что должен был сделать. Он, Хедин, неотличимый от него, Хедина.
Сейчас ему казалось, что он видит лицо Сигрлинн в её зелёном коконе, но это, конечно, была только иллюзия.
Как бы то ни было, но сейчас он понял, что может заставить её двигаться туда, куда надо.
В путь.
Эпилог
Тяжело шагать, стал почти неподъёмен привычный огнеброс. Арбазу казалось, что он следует за своим провожатым уже несчитанные недели или даже месяцы – неведомыми путями Межреальности. Белый орёл бесшумно скользил впереди, не оборачиваясь, не произнося ни слова.
– Вот и кончилась твоя служба, – шептал себе гном.
С каждым шагом уходила, отдалялась и таяла в дымке забвения прежняя жизнь. Какое-то время Арбаз пытался держаться за эти воспоминания – Обетованное, их городок, аккуратные домики, площадь с рынком, ибо какие же половинчики без огородов, эльфы – без своих целебных цветов, а гномы – без кузниц? И, хотя Аэтерос был щедр, и его ученики ни в чём не нуждались, рынок был радостью и развлечением.
А сейчас впереди лишь туман и такой же туман позади.
И товарищи, решившие вернуться. Как они могли?!
Орёл вел его, не останавливаясь, однако всё время оставался словно бы вблизи, даже если Арбаз устраивал привал. Гном забывался кратким тревожным сном и вновь открывал глаза – в отдалении всё так же взмахивали исполинские белые крылья.
А потом впереди, в тоскливой мгле, он увидел призывно горящие окна дома на холме.
Холодная хмарь кончилась, скрипнула распахнутая Арбазу навстречу дверь.
– Входи, гноме.
Хозяин, огромного роста, плечистый, в длинном фартуке, гостеприимно вышел навстречу.
– Входи, гноме, твои уже собираются.
– Мои? – ошарашенно пробормотал Арбаз. – Благодарствую, хозяин любезный, но…
– Говорю же – твои уже собираются, – перебил трактирщик. – Входи. Дождь к тому же вот-вот польёт…
Гном повиновался.
Горница с длинным столом была, однако, почти пуста. Только
