После инцидента с рыбацкой шхуной командир крейсера кэптен Чарльз Холкомб Деэ приказал отойти ещё мористее. Оказалось, что они стояли на весьма оживлённом судоходном месте, а местные рыбаки и звероловы, в том числе нередко и норвежские, совершенно не соблюдают морскую дисциплину, никак себя не обозначая в тёмное время суток.
Отход на дальнюю позицию был ещё и вынужденной мерой после ультимативного требования русского адмирала.
Чарльз Деэ понимал, что нёсший вахту в «собаку» старший офицер переусердствовал с обстрелом подозрительной шхуны. Приняв претензии, сдержанно разъяснил ситуацию. Впрочем, без каких-либо угрызений.
«В конце концов, всего лишь какие-то дикари… Теперь придётся быть более осмотрительным и держать дистанцию».
Сейчас, помимо топовых огней на самом крейсере, по водной глади, выискивая непрошеных гостей, «бродили» лучи и пятна света – задействовали не меньше трёх прожекторов одновременно по каждому борту.
Шестидюймовки были зачехлены, а вот противоминный калибр по-прежнему находился в состоянии боевой готовности.
Кэптен, немного прищурившись, разглядел копошащийся расчёт у салютной пушки.
Снизойдя до мысли, что подвернувшаяся под выстрелы шхуна была случайной, командир крейсера допускал, что русские всё же могут решиться на провокацию.
«Между Англией и Японией союз, – рассуждал он здраво, – пусть мы и в нейтральных водах, но весьма недалеко от российских границ. Естественно, они считают, что мы шпионим».
Капитан 1-го ранга Чарльз Деэ, получив приказ на сопровождение русского отряда, был весьма плотно проинструктирован. Задача ставилась ему лично.
Сопроводив русский отряд до террвод близ Кольской губы, крейсер наведался в норвежский Вадсё, где его ждали полученные телеграфом из метрополии дополнительные корректирующие и информационные директивы. Ничего, кстати, нового к уже имеющимся не привнёсшие.
Затея русских с Северным походом в Тихий океан явно заинтересовала многих. В основном военных. Ещё всяких узких экспертов, включая специалистов разведки и шпионажа.
«Немцы тут присутствуют своими судами обеспечения, и там наверняка кто-то не просто моряк, – сделал верный вывод кэптен, – ещё известно о французском пароходе. Но незадачливый “лягушатник” застрял в Тромсё – поломка машин. Но всё же любопытно и странно! Решатся ли русские пойти льдами? Почему бы и нет. Что мы знаем об их успехах здесь? Тот же “Ермак” уже хаживал куда-то на восток студёными морями. Удачно, не удачно, но вернулся».
Понимая, что это не его головная боль, а он послан лишь наблюдателем, капитан 1-го ранга всё же не мог не думать об этом.
Кто-то из его офицеров вчера на ужине, вспомнив о слухах, что «Ермак» (кстати, судно английской постройки) не совсем исправно, предположил, что «мы имеем дело с каким-то блефом».
«Даже с учётом пока ни разу не замеченного американского ледокола, – продолжал не понимать английский капитан, – зачем тогда так наглядно и открыто тащить “Ермак” весь путь с Балтики на буксире? Не для того ли, чтобы как раз таки поберечь, зная, какая сложная проводка ему предстоит? Похоже, как будто русские скрывают под одним блефом другой. Или это слишком сложно для русского медведя?»
Холодный ветер всё же сделал своё немилосердное дело – Чарльз Деэ зашмыгал носом, потянув наворачивающиеся сопли, сплюнул вниз в тёмные воды Баренца.
«Завтра. Русская эскадра выдвигается завтра».
Он взглянул на хронометр – сколько там ещё до восхода?
* * *Атомный ледокол, сделав большую дугу, огибая архипелаг Новая Земля с запада, подобрал в оптимальной точке «вертушку» и устремился к Карским воротам.
– Только километров лишних намотали, – недовольно буркнул капитан, глядя на штурманские прокладки, – миль сто пятьдесят…
* * *Эскадра под командованием адмирала Рожественского стала вытягиваться из Кольской губы только после десяти утра. Основной причиной был молебен, устроенный в честь отбытия.
Но и, конечно, как всегда нашлись какие-то организационные неувязки.
Между кораблями всё ещё сновали катера и лодки, что-то привозя, кого-то увозя.
С самой Балтики на броненосцах продолжались мелкие доделки и усовершенствования. Теперь же в Александровске заводские мастера и рабочие сошли на берег. Считай в последний момент. Обратный путь им предстоит проделать уже по железной дороге.
Вся судо-корабельная тоннажность, набившаяся в Екатерининскую гавань, не прекращая и на ночь, подсвечиваясь прожекторами, пуская рябь от бортов, тлела парами, чадила дымами, где-то ещё громыхая и стуча… по дереву, по железу, по чьей-то бессоннице.
А с пяти утра и тем более никто из составов экипажей не знал покоя и праздности: вахтенные, подвахтенные, офицеры, унтеры, матросы…
Отдавались команды, принимались рапорты, потели кочегары, свистали дудки, топотали ботинки, сыпался добротный сопутствующий мат… среди простых и господ.
А над всем этим главенствовали вечно недовольные рыки совсем не душки командующего – адмирала Рожественского.
Так или иначе, время и действо подходило к равновесию с графиками и распорядком. Били своё положенное склянки. Не только углём единым жива эскадра – следовал утренний приём пищи.
А с берега тем временем…
Там под колокольный звон, торжественно, с хоругвями, велеречиво и песнопенно, «во славу», «победу» и прочее, двигалось шествие.
У причалов выстроились высшие офицеры эскадры, почётный караул, присутствовали чины из местных, праздный люд.
Поход Северным путём стольких кораблей (и каких) уже можно было назвать беспримерным.
А потому больше десятка корреспондентов, российских и иностранных, выбирая удобные ракурсы, суетясь со своими громоздкими ящиками и относительно портативными бокс-камерами, пы́хая вспышками, норовили запечатлеть памятные кадры на фотографические пластины. Находились среди этих искушённых злые языки, нашёптывающие: «На погибель идут». И спешили маститые и не очень щелкопёры, опьянённые воодушевлением и утренним воздухом вперемешку со вкусом угольного дыма, под специфические портовые звуки и гудки уходящих кораблей, ломая перья и грифели, передать на бумагу свои яркие впечатления, не подозревая…
Не подозревая, что на этом новости об эскадре Рожественского не закончились. И будут ещё сенсации – приходить с судами, прибегать телеграфными строчками… и просто доходить почтой статьями в газетах.
Отцы духовные и дальше бы тянули тягомотину, но Зиновий Петрович поспешил получить благословение «пройти путями тернистыми и одолеть ворога» и категорически настоял на скором отбытии.
Катера и паровые шлюпки развезли участвовавших в молебне моряков по своим кораблям.
А те, как огромные плавучие крепости, грозно внушая веру в славный поход и громкую победу, пестря флажками, бахнув тройку раз из салютных пушек, под крики «Ура!» и «в воздух чепчики», начали свой неспешный выход.
Вот только почему-то женщины да бабы крестили их вслед, промокая платочком глаза.
Аккуратно подталкиваемый буксирами, в порядке очерёдности, первым прочь из гавани пошёл флагман – «Князь Суворов».
Броненосцы, выйдя из Кольского залива, выстраивались в кильватер. За ними становились черноморские пароходы. Немецкие угольщики давно уже ожидали на рейде.
Последними оказались «Ермак» и «Роланд».
Идти вслед каким-либо провожающим судам Рожественский запретил, но всякая частная мелочь увязались как малые дети, вплоть до Баренцева моря.
* * *А студёный Баренц встретил устойчивым северным ветром, неприятной волной в борт, раскачивая менее остойчивые суда, и
