– Авария на дирижаблях, – ответил папенька. – В Эрнестале тогда погибли многие.
– Да. – Сокурсник посмотрел на отца. – Но немногие потеряли все. Воздушная компания, что организовала ту злосчастную прогулку, принадлежала отцу. После его смерти Хоторны разорились. Хотя что там осталось от Хоторнов, только я да Грэн, он дальний родственник моей матери, но не по крови, муж двоюродной сестры.
– А как же серая? – спросила я. – Аннабэль Криэ?
– Она из Стентонов да к тому же отреклась от рода. – Сокурсник бросил на меня внимательный взгляд.
– Ближе к делу, – поторопил отец. – Я хочу знать, почему ты, именно ты, а не твой опекун, приехал сюда.
– Хоторны – банкроты, – через силу произнес Мэрдок. Один из шахтеров закинул в рот кубик жевательного табака, словно эта история успела наскучить ему еще пять минут назад. Его бедность и бедность графа сильно отличались друг от друга. – Все, что мне осталось, это крохотное поместье, передающееся в роду по женской линии. Если бы у меня была сестра, то… – Он развел руками. – Но ее нет. Никого нет. По завещанию я не могу до рождения дочери трогать ни само имение, ни тот стабильный, пусть и небольшой доход, что оно дает.
– Я сейчас расплачусь, – прокомментировал управляющий, а рабочие закивали. Многие из них знали, что такое нужда, и эта нужда измерялась не имениями, а тем, будет у них сегодня ужин или нет.
– Не стоит, – холодно ответил Хоторн. – Приберегите слезы для тех, кто в них нуждается. – Он снова посмотрел на отца и пояснил: – Я не могу тратить этот доход, но я могу перемещать его между семейными предприятиями. Если они у меня есть. Или, к примеру, есть невеста, у которой они имеются. Это считается перемещением «внутри семьи» и не требует разрешения опекуна.
– То есть ты хочешь… – Отец поднял бровь.
– Если вы оставите помолвку в силе, я хочу вложить то, что у меня есть, в судоходную компанию Астеров.
– Насколько я знаю, это не отменит ни опекунства, ни запрета распоряжаться доходом, – пояснил папенька.
– Знаю, но к тому времени как я окончу Академикум, на счету будет лежать несколько сотен золотом и мне не придется просить милостыню. Вот в чем моя корысть.
– Маг земли и милостыня – это смешно, – прокомментировал управляющий.
– Так, молодой человек, – вздохнул отец, – отправляйтесь в Корэ и как следует обдумайте все, а завтра обсудим на свежую голову.
Мэрдок помедлил, но, поняв, что ничего другого от отца сейчас не дождется, медленно пошел к конюшне.
– И передайте своему опекуну, что мы будем рады принять его в Кленовом Саду в любой день и даже предоставим комфортабельные апартаменты в подвале замка, – продолжил папенька. Парень едва не споткнулся. – Вы, – граф Астер указал на рабочих, – расходитесь по домам, с утра начнем разбор завалов. – Рабочие недовольно зашептались, оборачиваясь на Волчий Клык. – И тем, кто не побоится прийти на рассвете, я заплачу двойное жалованье. – Недовольный ропот тут же сменился одобрительным гулом. – Жюст, – это уже управляющему, – найди мне хорошего следопыта-мага. – Мужчина кивнул. – Ивидель…
Я подпрыгнула на месте.
– Ради Дев, отдай мне этот кол и иди в дом, – приказал отец.
– Но я хотела… хотела сказать…
– Скажешь, – с нажимом проговорил папенька, меня он публичной исповеди подвергать не собирался и повторил: – Иди в дом.
Запись одиннадцатая
Рукой учителя на полях
Мрамор пола давно потрескался, хотя остался таким же гладким и зеркально отполированным. Он был похож на мозаичное панно, выложенное под ногами одним из мастеров древности, что почти соответствовало действительности. Отражающиеся в нем колонны казались опутанными паутиной. Их было много, они насколько хватало глаз тянулись вдоль стен зала. Здесь вполне можно было проводить парады и смотры войск, но те двое, что сидели прямо на полу, вряд ли думали о чем-то подобном.
Молодой и старый. Они сидели в пыли рядом с вычурным каменным креслом, которое вполне уместно было бы назвать троном. Из-за спинки выглядывала голова змеи, что по задумке скульптора должна была возвышаться над сидящим и смотреть на посетителей сверху вниз.
– Итак, – протянул тот, что пристроился ближе к трону. – Они все еще живы. – Пальцы с золотыми перстнями коснулись когтей каменного орла на правом подлокотнике.
– Живы, – ответил второй. Он был гораздо старше собеседника: с седыми, давно не чесанными волосами, мундир гвардейца местами покрывала грязь, когда-то белоснежные манжеты обтрепались, кружева потемнели и разорвались. – Со змеей мы ничего поделать не можем. – Он поднял голову и посмотрел на каменное тело оскалившейся рептилии.
– Змей был умен, он был… – Молодой замялся и повернулся к старому. На его лице не отражались эмоции, словно живому человеку приставили голову мраморной статуи. Точеные черты, бледная кожа, остановившийся взгляд. Наверное, он был красив, но вряд ли кто-то смог бы восхититься этой мертвой красотой. – Змей был змеем. Знаешь, я даже почти скучаю по нему.
– А я нет. – Старый гвардеец встряхнулся, словно пес, попавший под струю воды. – Он был непредсказуем, а значит, опасен.
– Они все опасны, – протянул молодой. – Змей, орел, сова…
Мужчина посмотрел на левый подлокотник, где был вырезан короткий каменный кинжал, так и не покинувший ножен. На них, расправив широкие крылья, сидела безглазая мраморная сова.
– И если они найдут полуночного зверя… – Он, не договорив, опустил голову: у подножия трона, в каменном крошеве, угадывался силуэт какого-то животного, раньше, должно быть, лежавшего у ног правителя. Массивное поджарое тело, вытянутые лапы и – пустота. Там, где должна быть голова, – каменные обломки и пыль, словно кто-то одним ударом снес ее и растоптал.
– Не найдут, – уверил седовласый солдат. – Зверь сам не знает своей сути. И не узнает.
– И тем не менее лучше бы их не было, лучше бы некому было искать. – Молодой поскреб пальцами по затылку, поддел криво висящий на золотистых волосах обруч из тусклого желтого металла, с минуту рассматривал его, а потом небрежно катанул по полу, словно ребенок игрушку.
– Их и так считай что нет. Род орла обеднел и почти иссяк, сова… – Седовласый проследил взглядом за катившимся обручем. – Его ненавидит собственный отец, хотя в роду есть еще один наследник, вернее, бастард.
– С которым вы тоже потерпели неудачу. Почему бы просто не прирезать их всех?
– Я хотел, но… – Старый покачал головой. Обруч с дребезжанием упал на потрескавшийся мрамор и замер. – Их кровь может нам понадобиться.
– Такой исход маловероятен.
– Но не невозможен. Мы проредили роды настолько, насколько это возможно, оставили в каждом поколении не больше одного наследника, – возразил старый гвардеец. – Мы убрали слишком многих, маги Академикума и серые начали задавать вопросы – что произошло в небе над Эрнесталем десять лет назад, даже начали вскрывать старые могилы. Меня, – он указал рукой на лицо, – уже опознали. Убрать ключевые фигуры сейчас – означает указать им путь к правде. Без нее они всего лишь дети.
– Без нее… – протянул молодой, поднимаясь.
– Но если кто-то всерьез начнет копать в этом направлении, кто-то более опытный, кто-то старший… – Гвардеец покачал головой. – Самое
