Но Славик уже выбросил тушенку из головы, потрясенный новой загадкой острова… Он до сих пор был уверен, что натолкнулся на останки имперских недобитков, таившихся здесь после освобождения Умзалы.
А теперь что же получается – они тут все поумирали в мирное время? Именно так – даже если тушенка пролежала на складах год, или два, да хоть все пять, – все равно в мирное.
Надо понимать, на острове совершил вынужденную посадку летательный аппарат. Если побродить по лесу, его можно найти. И кресло оттуда, из пилотской кабины, а стол слажен из куска обшивки… Посадка стала жесткой, аппарат из летательного наверняка превратился в ржавеющий на месте, но люди уцелели. И даже рация уцелела, и элементы питания к ней, – никто бы не стал тащить в палатку не работающий прибор из упавшего самолета, или что тут у них разбилось…
Так почему же их не спасли, не забрали отсюда?
Пусть даже рация не работала: не заметили поломку сразу, или надеялись починить и не сумели, пусть так. Но при такой беде могли застрять на острове древние моряки из Леркиных романчиков: бросали бы в волны бутылки с записками, надеясь, что кто-то бутылку выловит и приплывет их спасать…
В современном мире так не бывает. Исчезновение любого самолета, или конвертоплана, или стратосферника, да чего угодно, – в мирное время ЧП, и ищут пропавших старательно. Осмотреть с воздуха гряду Неверова – на полдня поисков, если аппарат скоростной. Если изучать дотошно, с медленно летящего конвертоплана, – день, много два.
И все, конец приключению, островные сидельцы спасены, а спецкомиссия приступает к расследованию причин аварии.
Так бывает всегда и везде. Даже не элитных вояк-имперцев, даже простых бугерских рыбаков, не вернувшихся из моря, в мирное время ищут.
Этих мертвецов не нашли, пока они были живы. Даже случайно, даже годы спустя после смерти не нашли…
Смерть их, кстати, тоже дело крайне мутное… По скелетам, валяющимся на улице, трудно понять причину гибели, но эти, в палатке? Не убиты, и не с голоду умерли, тушенки навалом. Если от болезни, то почему все разом? Оставшиеся в живых должны бы хоронить умерших, а тут вокруг палатки скелеты неприбранные…
Отчего палатку за полвека не сорвал штормовой ветер, не стоило и в голову брать. Мелочь, пустяк, решено уже: погодная аномалия.
Но со смертью имперцев необходимо разобраться. Во избежание. Чтобы кто-нибудь потом, годы спустя, не изучал их с Леркой скелеты. Или мумии. Чтоб не ломал голову: отчего же эти двое загнулись?
Тут Лера, легка на помине, проснулась. Обнаружила отсутствие Славика, слегка удивилась, но не встревожилась… Он чувствовал ее эмоции, не прилагая к тому лишних усилий, – у человека, только что проснувшегося, плохо получается блокировать пси-контакты.
В остальное время сестра напрочь скрывала свои мысли и чувства, общаясь со Славиком исключительно словами. Единственным исключением стал момент, когда к «Ласточке» подлетали имперские истребители, тут уж не сдержалась…
Славик покинул палатку, аккуратно застегнув гермоклапан. Пошагал обратно к берегу, решив продолжить расследование потом, после завтрака. Привлекать ли к нему Леру – тот еще вопрос.
Мозги у «сиятельства» пошли вразнос после рассказа подъесаула. Зачем им старый наплел небылиц, уже не спросишь, и признаться во лжи не потребуешь… С Леркиными заскоками придется разбираться самостоятельно. Не хочется, но придется.
До сих пор было не до того – боролись за жизнь, за выживание. Выжили, и проблема «княжны Валерии» непременно скоро проявится… Надо бы заранее подготовиться, обдумать веские доводы, опровергающие подъесаульскую брехню.
Он даже начал их обдумывать – не теряя времени, на ходу, ну как сестричка уже за завтраком потребует именовать ее «сиятельством».
Ничего толкового не придумал… Еще до того, как Славик увидел сквозь деревья Леру и «Ласточку», где-то вдали громыхнуло, – он поначалу не обратил внимания, занятый своими мыслями, громыхнуло и громыхнуло, летние грозы над морем дело обычное.
Но когда он вышел к бухте, громыхать на западе стало чаще и громче, и обманывать себя мыслями о грозе уже не имело смысла, гром звучит иначе, долго и раскатисто…
На западе шел бой. И приближался, судя по тому, как менялась сила звуков.
Лера стояла у давно остывшего кострища, смотрела в ту сторону. Рядом валялся хворост, принесенный для нового костра.
Славик подумал, что завтрак, похоже, откладывается. И разборка с «сиятельством» тоже. Что борьба за выживание пока не закончена…
2Партизанская база гудела растревоженным ульем. Вернувшаяся с операции группа сразу же уединилась с начальством, подробностей вылазки никто не знал, но слушок полз: не все прошло ровно и гладко, скорее наоборот, – уходили-то двенадцать человек, а вернулись лишь семеро, да еще пленник, связанный, с мешком на голове.
Связанным пленником был Олег Ракитин – бывший курсант, несостоявшийся младший командир. И подпольщик – тоже несостоявшийся.
Что он вновь под землей, Олег понял лишь по пронизывающему холоду – его не развязали и не сняли мешок с головы, приволокли и швырнули куда-то в угол, он упал, больно ударившись всем телом о неровную каменную поверхность…
В мешке, закрывавшем голову Олега, предполагалось тащить к месту казни предательницу Антонину-Доньку, и выбран мешок был с умом: воздух пропускал хорошо, дышать не мешал, но ни лучика света внутрь не проникало и звуки снаружи доносились ослабленные и искаженные. Впрочем, к голосам подпольщиков Олег не прислушивался. Все равно ничего хорошего не услышит…
Перед мысленным взором появлялись сестры, мать, товарищи по школе младкомсостава. А чаще всего – мертвый Позар, с телом, сожженным излучением, но с живым, нетронутым лицом… Позар ничего не говорил, лишь смотрел осуждающе, но Олег и без того понимал: все происходящее – расплата. За то утро, за трибунал, за корявые строчки протокола, за гауссовку в подрагивающих руках… Или все не так? За то – петля на стволе танковой пушки, а все, что сейчас происходит – за то, что не отказался от участия во второй казни, во второй раз пошел в палачи… А казни ходят парами, и палачи становятся жертвами, и не смотри так, Позар, не надо, скоро встретимся, если не врали попы, и тогда уж поговорим…
Сколько времени он так пролежал, неизвестно. В темноте мешка время остановилось… Но потом Олега поставили на ноги, потащили куда-то, грубо подталкивая в спину.
Стянули мешок с головы – на мгновение он ослеп от тусклого освещения.
Небольшая комната, отгороженная от штольни перегородкой с дверью. Штаб, наверное. Семь или восемь человек за столом, все здешнее руководство.
Руки не развязали. Голос Леонеда грохотал в напряженной тишине, Олег не вслушивался, долетали лишь отдельные слова: про предательство, про измену, про чистоту рядов… Да и зачем слушать, все известно заранее, нет тут ни гауптвахт, ни арестантских камер: приговор – и кайлом по затылку в дальней штольне…
И
