Ни оправки, ни умывания, только-только успели одеться. Никакого быстрого шага, толпились в проходах, выскакивали из узких дверей. Охрана подгоняла, щедра ставя «пластыри».
– Становись! Становись! Смир-р-рно!
Мертвый свет прожектора, резкие черные силуэты. Главного, впрочем, Лонжа узнал сразу.
– Ну что, дозрели, сволочи? Девятая рота уже поет на все голоса, сейчас и вы заговорите.
Штурмбаннфюрер, плечистый здоровяк, в петлице – четыре квадратика. Сейчас их не разобрать, в белом огне все казалось плоским, словно вырезанным из фанеры.
– Добровольно сообщивший достоверные сведения о побеге освобождается от экзекуции. Повторяю: добровольно сообщивший. Тот, кто заговорит после специальной обработки, все равно будет наказан, как соучастник. Даю минуту на размышление…
Черный силуэт дернулся – штурмбаннфюрер, вздернув руку, щелкнул пальцами по циферблату.
– Время пошло!..
Пошло – и застыло тяжелой темной волной, готовой обрушиться вниз, разнося все в мокрый щебень. Черная гладкая вода, белая пена на гребне… Лонжа стоял в середине строя, не слишком высокий, но и не коротышка. Прожектор бил в лицо, больно, до рези в зрачках. Не повернешься, не взглянешь на тех, кто рядом.
– Господи, помоги! Господи, помоги! – бессильный шепот скользнул по шеренге. – Господи! Господи!..
Лонжа взглянул в черное безвидное небо. Не твердь – жадный холодный омут.
…Залитый лунным огнем белоколонный зал, музыканты репетируют, дирижер отсчитывает холодным резким голосом: «Раз-два-три-четыре… Раз-два-три-четыре… Раз-два-три…»
– Этого!
Первого выдернули из шеренги. Черные дубинки взметнулись вверх, увязая в небесном омуте…
«Никодим… Никодим!»
* * *– Гил-ли-кэд-ди, – тщательно, по слогам выговорил Король. – Два «л» и «д» тоже два. Ты знаешь что-нибудь о том джентльмене?
– Гилликэдди, Гилли-кэдди, – Шут покатал слово на языке, словно пробуя леденец. – Нет, не слышал, но почему-то уверен, куманёк, что у помянутого тобой трудности в личном общении. «Привет, Гилликэдди!», «Дорогой и уважаемый мистер Гил-ли-кэд-ди!» Кошмар!
Король закурил, что после его возвращения из Испании случалось редко – наглотался дыма на десять лет вперед.
– Это сленг нью-йоркских полицейских. Мистером…
– Джи, – поспешил вставить Шут.
– Мистером Джи принято именовать неизвестного подозреваемого. Догадки есть, и следы вроде имеются, а человека – нет.
– Джи-из-Тени, – резюмировал Шут. – И где ты наблюдал следы этого джентльмена?
Король снял с полки тяжелый том истории Великой войны и уложил посреди стола.
– Здесь, буквально через страницу. Листай с самого начала. Войну готовили, но совсем не такую. Ни одна из сторон не хотела многолетней кровавой бойни…
– …Но вмешался Джи-из-Тени, – подхватил Шут. – Куманёк, не множь сущностей. Твоего Джи зовут на самом деле Базиль Захарофф. Или полковник Эдвард Мандел Хауз. Или Яков Шифф. Или еще как-то, но уж точно не Гилликэдди. Этих серых кардиналов вполне можно отследить, поверь мне, как экономисту.
– А ты мне поверь, как монарху, – улыбнулся Король. – В наших семьях – свои источники информации. За серыми кардиналами стоял еще кто-то, Джи-из-Тени, которому не требовалась победа какой-то одной страны, его интересовал глобальный результат. Не деньги – судьба планеты. После Великой войны Джи отступил в свою Тень, но сейчас, кажется, появился снова. На этот раз его очень интересует Гитлер.
Шут, тоже закурив, взглянул с сожалением.
– Теория заговора в твоем исполнении, куманёк, воспринимается особенно наивно.
– Не теория, дурачина, а сугубая практика. Гитлера хотят сделать гегемоном Европы, причем без большой войны. Он будет сдерживать большевиков, а Британскую империю пустят под нож Япония и Штаты. В результате шарик разделят пополам…
– Так?
Шут взял из вазочки большое желтое яблоко, сжал тонкие длинные пальцы.
Хрустнуло…
– Приблизительно. И тогда Джи-из-Тени станет арбитром, именно он станет удерживать обе половинки, чтобы не распались окончательно. Гитлер к тому времени уже исчезнет, но дело будет сделано.
Шут немного подумал и рассудил:
– Нет, не верю, куманёк. Я, знаешь, реалист, привык все трогать руками. Увидишь мистера Гилликэдди, попроси его ко мне зайти.
– Скорее всего, он прилетит. Посматривай на небо.
* * *Где-то через час Лонжа привык к темноте. Присел, втиснувшись в узость кирпичного пенала, охватил колени руками. Под кожей перекатывалась боль, во рту было сухо и горько, но существовать, как выяснилось, можно и здесь. Существовать – не жить.
Джудекка, самое дно Ада – карцер, один из нескольких, кирпичный ящик. Ни лечь, ни встать в полный рост. Штрафной барак, коридор и двери в два ряда. Ему еще повезло, попал сюда одним из последних. Охранники, выпустив злость, били не от души, по долгу службы. Лицо удалось прикрыть, а вот ребрам досталось. Другим пришлось много хуже, Гном даже не смог встать, так и потащили волоком…
Что дальше – угадать несложно. Именно штрафниками первым делом займется комиссия из Берлина. Им тоже требуется результат.
Мысли-птицы сложили белые крылья. Перед глазами стоял доходяга из поезда. «Умру! Умру! Умру! Умру!..»
…Белоколонный зал, залитый лунным огнем. Неровная черная тьма под ногами, она же вверху, за колоннами, со всех сторон.
«Ты станешь звать меня, наглый мальчишка, но я спешить не стану».
Лонжа понимал, что на допросах в «стапо» не молчат. И умереть не дадут, даже если вцепишься следователю в горло. Он, конечно, назовет всех, кого знает: Медведя, очкастого Домучика, безымянного охранника в Плетцензее… И с этим – умирать?
«Еще пожалеешь, мой Никодим. Это мог быть прекрасный танец».
Светлая перчатка на желтой кости…
Нет!
Встать Лонжа не мог, но поднять голову все же сумел. Коснулся лбом крышки кирпичного гроба, закусил до боли губу и приказал себе:
– Думай!
3Арман Кампо, сдвинув застежку-змейку спортивной куртки под самое горло, поежился.
– А еще говорят: лето. Свитер, что ли, достать?
Подумал немного и рассудил:
– Лень!
– Так и замерзнете, – наставительно заметил усатый Бонис. – От лени. Физический труд, что ни говори, полезен.
Битва при Монтрезоре началась с перепалки. Но очень ленивой. Спать еще не хотелось, но к полуночи усталость начала брать свое. Пока окончательно не стемнело, оборудовали позиции – два костра, каждый метрах
