Тьма дрогнула, поредела и распалась, обернувшись серым сумраком, сквозь который ясным голубым светом вспыхнула закатная звезда.
Но в море опять за кормой уснетНедвижное, как стекло,И шедшее вечной пучиной водВернется, откуда шло…– Погодите, погодите! – заспешил голос. – Что вы делаете? Я хотел просто поговорить. Видите ли, у меня есть к вам деловое предложение, очень выгодное…
Пэл не отвечала. Строчки предсмертного стихотворения великого Альфреда Теннисона, давно уже ставшие молитвой, сами ложились на губы. Его услышали – услышат и ее, взывающую из праха и бездны.
Солнце погасло, и склянкам вследНад волнами ночь летит.Не будем прощаться, разлуки нет –Лишь долгая даль пути.– Куда вы? Куда? Там ничего хорошего нет, вы же сами хотели уйти без мучений, в почете и славе. У вас почти получилось, остались лишь мелкие незначительные формальности. Вы бы помогли мне, я – вам…
Леди Палладия Сомерсет нашла в себе силы улыбнуться. Уходить или нет, она решит сама – и Тот, Кто будет ждать на ином берегу.
Мили и сроки придут к концу,Я знаю, но тем верней,Мой Лоцман, мы встанем лицом к лицуЗа пологом миль и дней.Серый сумрак рассеялся в лучах яркого электрического огня. Белый потолок, склонившееся над ней лицо дяди Винни.
– Жива, Худышка? Вот и молодец!..
6Лейхтвейс, поблагодарив консула, положил паспорт во внутренний карман пиджака, стараясь не задеть висевшую на перевязи левую руку. Из-за этого и плащ носил внакидку, чувствуя себя огородным пугалом. Выйдя из кабинета и не забыв кивнуть секретарю, неспешно направился к выходу. Консульство, открытое всего неделю назад, выглядело обжитым и очень респектабельным. Особняк времен первых Георгов, перестроенный уже при Виктории, почти в самом центре Лондона, неподалеку от Даунинг-стрит. Мраморные львы у входа, литой чугунный забор, внутри строгое ар-деко. Только что рожденное Великое княжество Тауред не жалело средств на представительство.
Охрана тоже на высоте, разведчик Николай Таубе оценил это с первого взгляда.
На улице привычно накрапывал холодный лондонский дождь. Лейхтвейс, с этого дня подданный Тауреда, выйдя из калитки, здоровой рукой надвинул шляпу на самый нос. Идти некуда, разве что взять такси и вернуться в маленькую квартирку на окраине, которую он снял, выйдя из госпиталя. Плохо быть чужим в чужой стране.
– Привет, Лейхтвейс!
Голос он узнал сразу и даже не стал поворачиваться.
– Привет, Неле! За паспортом приходила?
Бывшая напарница появилась откуда-то из-за спины, все такая же длинная и тощая, зато в модном пальто-реглане дорогой темной ткани и легкой фетровой шляпке. Сумочка выглядела подозрительно большой и тяжелой. «Парабеллум» или «Вальтер», а, может, даже что-то посерьезней вроде финского «Лахти».
– Почти угадал, – Цапля поправила ему плащ и чуть сдвинула набок шляпу. – Подала заявление. Это таким героям, как ты, всюду зеленая улица.
Помрачнела, зябко дернула плечами.
– Все мои друзья там остались… А меня не взяли из-за этого дурацкого ранца, была курьером.
Взглянула в глаза.
– Их нет, а ты, Николай, живой. Может, это и справедливо, ты землянин. Но все равно, горько.
Лейхтвейс решил, что пора прощаться, но бывшая напарница покачала головой.
– Нет, Лейхтвейс, не убегай. Я тебя не зря сорок минут ждала. Есть разговор, а поскольку пригласить меня в кафе ты не догадаешься, я это сделаю сама. А хочешь, пойдем в русский ресторан, послушаем, как играют на ба-ба-лайке?
* * *К английской кухне Николай Таубе еще не привык, и они зашли во французское кафе, благо недалеко, сразу за углом. Неле, взяв инициативу на себя, долго изучала меню, а потом принялась что-то втолковывать официанту. Лейхтвейс вслушиваться даже не пытался, пусть ее. И предстоящий разговор не слишком интересовал. О чем толковать двум шпионам? Разве что получит очередной заказ, небесные ландскнехты нынче нарасхват. Рената-дублерша не так давно мечтала о мотоцикле, а теперь приценивается к «Кадиллаку» 90-й серии с 16-цилиндровым двигателем.
Наконец, официант отбыл, и Лейхтвейс кивнул на принесенный коньяк.
– Есть повод?
Цапля пожала плечами.
– Полно! Можно выпить за здравие, можно за упокой. Но не спеши, не испарится.
Наклонилась вперед, поглядела строго.
– Знаешь, почему я не могу тебя ненавидеть? Из-за Оршич. Ты хотел ее спасти – и спас. Ты был не один, но землянину в Монсальват попасть практически невозможно, а ты сумел. Я считала тебя очень плохим человеком, но потом поняла: ты вроде пули в полете. Пуля не может быть ни хорошей, ни плохой, главное, чтобы она попала в цель. Не отвечай, просто мы с тобой в Москве не доругались… Ты ее, Веронику, хотя бы в кино пригласил?
Лейхтвейс взглянул изумленно.
– В к-какое кино?
– Тяжелый случай. Из всех рыцарей Круглого стола ты больше всего похож на Галахада, тот тоже был вроде пули, ничего не видел и ничего не хотел понимать. Так и помер возле своего Грааля.
На стол легла сумочка. Лейхтвейсу живо представилось, как Цапля достает оттуда тяжелый «Кольт», берет двумя руками…
– Сейчас мы выпьем, но прежде…
Нет, не «Кольт», всего лишь кошелек. Вот и серебряная монетка. Неле пододвинула ближе его рюмку.
Бульк!
– Пьем.
Николай Таубе настолько растерялся, что прикончил коньяк залпом. Бывшая напарница одобрительно кивнула.
– По-мужски, одобряю. А теперь достань.
Серебро легло на салфетку. На аверсе профиль ныне правящего Георга, на реверсе лев и корона.
– Получил? – Неле тоже поглядела на монетку. – Это королевский шиллинг. Ты завербован, Лейхтвейс, и даже не пытайся убегать. Старинный английский обычай, так ловили будущих моряков и гренадеров. Пора тебе заняться настоящим делом.
Николай Таубе спрятал монетку в карман.
– И чья разведка?
Теперь удивилась Неле.
– Естественно, Великого Княжества Тауред. Мне поручено подыскивать кадры. Один уже есть.
Лейхтвейс задумался.
– Хочешь, после кафе пойдем в кино? Новая американская картина с Кэрол Ломбард и Фредриком Марчем. «Nothing Sacred» – «Ничего святого». Как раз про нас с тобой.
– Нет, не про нас, – рассудила Неле, – про тебя. Но в кино сходим.
* * *К ночи мелкий дождь сменился холодным ливнем. Лейхтвейс сидел у окна, выключив свет, и пытался представить каково сейчас там, за густыми темными тучами. Чистое небо, холодные звезды, ледяной беспощадный ветер. А еще выше – черный космос, который чуть не забрал его, но все же отпустил.
Фройляйн инструктор свободна. Мечта исполнилась, а больше Лейхтвейс ни о чем и не мечтал. Земля по-прежнему казалось чужой. Здесь его ничто не держало.
Надо было жить дальше.
7В трибунал не отправляли, не посылали даже – выдергивали. Так и шептались меж собой: «А вдруг не выдернут?» Послушав и поразмышляв, Локи решил, что можно сидеть на жопе ровно. Иных мариновали по веку, иных, подумать страшно, и по два. Правда, счет времени не велся, потому здесь как ни дня, ни ночи, ни рассвета с закатом, ни тем более наручных часов о шести камнях. Но даже если век и не век вовсе,
