– Ты сам вопишь!
– Если я не могу взять самоотвод… То есть мы тут все заложники? Это подлость! Я не хочу протирать штаны на троне! Нас всех обманули, они лгали нам все восемь лет и родителям тоже лгали…
– Да успокойся ты, Трубецкой! – воскликнул Серж. С его физиономии уже пару часов не сходила довольная улыбка. – Никто нам не лгал. Нам просто не все говорили. А то бы ты разболтал все в первый же день.
– Я?! А ну повтори, Лобан!
Пашка вклинился грудью между ними.
– Вот только междоусобий нам не хватало между Рюриковичем и Гедиминовичем!
В бурный разговор лицеистов вплеталось разноголосье из динамиков визора. На большом мониторе, встроенном в стену, одновременно вещали четыре канала, поделив экран на сектора. Ньюсмейкеры, репортеры, ведущие политических ток-шоу, партийные лидеры, депутаты, сенаторы, духовные особы – голоса и лица менялись в четырех углах монитора, как в калейдоскопе. Все говорили об одном и том же.
Лобанов показал рукой на бегущую строку.
– Не рви себе нервы, Трубецкой. Все уже решено. Четыре кандидатуры будут оглашены в ближайшее время. Четыре! Это про нас. Тебя никто не спросит, хочешь ты или нет.
– Невольник не богомольник! – Егор с такой силой потянул вихор, что в пальцах у него осталось несколько волосин.
Павел сел в кресло и уткнулся лбом в ладони.
– Господи, только б не меня! Я не смогу. Господи, пронеси мимо эту чашу!
– А ты что молчишь, Бур? – Лобанов с непонятным вызовом уставился на Алексея.
Это прозвище перепало ему от марсохода последней модели, который мог вгрызаться всей своей тушей в твердую породу Красной планеты. Умение Алекса добиваться поставленной цели напоминало приятелям эту способность марсианского вездехода.
– Я слушаю и смотрю. Выборы пройдут в три тура в середине февраля. Через две недели. Три дня, три тура. Во всех церквях будут служить молебны о даровании царя. Все туры тоже будут начинаться с молебнов. Главный муфтий и прочие главы конфессий будут возносить молитвы об избрании достойного… Завтра выступит автократор с обращением к народу… Ого!
– Что?
Лицеисты дружно повернулись к экрану.
– Читайте. Коммунисты на срочном партийном собрании решили выразить поддержку…
– Вот это да! Объединенная либеральная оппозиция не будет опротестовывать, при условии, что будут сохранены конституционные учреждения…
– Наверное, медведь на Южном полюсе сдох, – буркнул Егор.
– И не один.
– Ну, понять комми несложно, – усмехнулся Лобанов. – Времена для них давно тяжелые. А либертинцы-то? Они получили указание из Чайна Эмпайр Скай Билдинг сыграть в послушных ребят?
– Наверное. А что бывает с непослушными, Пашкина семья ощутила на своей шкуре.
– Что ты имеешь в виду? – с унылой хмуростью спросил Павел.
– Правящие миром кланы, до середины сороковых годов базировавшиеся в США, просто кинули своих строптивых европейских «партнеров», отдав на съедение Халифату, – процитировал Алексей черновик своего реферата.
– Вы как хотите, а я умываю руки, – мрачно произнес Егор.
– Не трепещи, Жоржик. – Серега закинул руку ему на плечи. – Тебя не выберут. Я знаю, кто станет царем.
– Ну и кто?
– Я.
Егор усмехнулся, а потом рассмеялся.
– Лобан Ростовский – император Всероссийский! Здрасьте, я ваша тетя из Бразилии.
– Сам ты… из Аргентины. Зря смеешься. Мой род знатнее всех ваших. Меня точно выберут. Когда коронуюсь, издам указ, чтобы Жоржа Трубецкого на пушечный выстрел не подпускали к моей резиденции. Пускай водит свои космические посудины и не сует нос в государственные дела.
– Вот соврал так соврал! Мой предок еще четыре с половиной века назад был кандидатом на царский трон после освобождения Москвы от поляков и, между прочим, официально звался Спасителем Отечества. А твои в то время были воеводами в дальних городках, мелочь пузатая.
– Твой предок? Ха-ха! Всем известно, что тот Трубецкой умер бездетным!
Буря с затишьями продолжалась до ночи…
В утренних потемнях Алексея разбудило пиликанье наручного смарта.
– Леша, Егор пропал, – грустно сообщил Павел. – Я думаю, это серьезно. Он сбежал.
– Как сбежал? – спросонья соображал Алексей. – Кто бы его выпустил ночью за периметр. Сидит где-нибудь. Ну или в храм пошел.
Он быстро оделся, разбудил Лобанова. Оба отправились в соседнюю спальню. Паша встретил их на пороге, возбужденный.
– Я уже все обошел, обыскал. Нет его нигде. Девайсы не отвечают, отключены. Куртки, шапки и сапог нету. Рюкзака и кое-каких вещей тоже.
– Удрал, дезертир, – хладнокровно резюмировал Серега. – Надо известить Шаха.
Виктора Павловича они встретили на полпути к его кабинету. Тот поднимался наверх вместе с начальником охраны.
– Вы уже знаете?.. – Павел потупился, будто лично был виноват в побеге Егора.
– О том, что Трубецкой сумел отключить камеры и сигнализацию и покинул территорию лицея через забор? – сухим тоном переспросил директор. – Боюсь, об этом сейчас становится известно всему миру. Господин Голицын, будьте любезны, покажите вашу с Трубецким спальню и поведайте нам, что происходило между вами накануне.
Пока несчастного Пашку допрашивали, Серж и Алексей уткнулись в планшеты. Сенсация вывалилась на их головы сразу. Екатеринбургский новостной портал распирало от гордости: он стал первым обладателем горячей информации! С «Ебург-вестей» это жарко́е с пряностями стремительно разлеталось по всем сетям, каналам и ресурсам.
– Он же слил нас со всеми потрохами, – сказал, закипая, Лобанов. – Каналья! Предатель! Надо думать, он еще и хорошо заработал на своем доносе.
– Почему доносе? – Алексею тоже было не по себе, но заранее бить наотмашь отсутствующего приятеля, не разобравшись, он не мог. – Он просто предал огласке то, что уже на днях не будет никаким секретом.
– Ты почитай, что он наболтал про нас! – яростно проговорил Серега. – Про тебя, про меня, про Пашку! Он же облил всех нас грязью. Я – сын эмигрантов из Америки. Эмигрантов, Леша. Из Америки! Мелочный хвастун, тщеславный лгунишка, высокомерный выскочка из захудалых Рюриковичей, да просто шелупонь какая-то! Ты – зануда, себе на уме, безынициативный, слабовольный, твой потолок – прилежный чиновник не самого высшего ранга. Это ты-то, Бур, слабовольный?! Голицын – труслив, как
