Серж встал на контейнер и не спеша развернулся. Репортеров было больше десятка. Возвышаясь над ними, он растянул губы в холодной улыбке, расправил плечи.
– Господа. Когда я узнал, что могу стать русским царем, я подумал, что первым моим указом я навсегда запрещу желтую прессу в России. Кроме того, все журналисты, репортеры, ньюсмейкеры, текстрайтеры и прочие медийщики должны будут получать лицензию на свою деятельность. Чтобы получить лицензию, вам нужно будет сдать экзамены по классической филологии, истории философской мысли, математическому анализу и теологии…
В холле лицея в эти же минуты готовился стартовать второй отвлекающий снаряд – длинная голицынская торпеда.
– Леша, я не смогу их далеко увести! Я вчера повредил лодыжку в спортзале. Они возьмут меня в клещи, и что тогда?
– Ну наплети им что-нибудь, Паша. У тебя же не голова, а гиперэнциклопедия!
– Что наплести? Теорию квантовых полей? Концепцию самодержавной власти?
– Да хоть толкования Священного Писания Феофилакта Болгарского. Только иди уже! Маша вот-вот будет в парке, а я все еще торчу здесь! И не забудь, что ты уходишь влево. Не перепутай!
– Ну ладно. С Богом.
Павел вдохнул, выдохнул, осенил себя крестом и вышел на крыльцо.
Выждав пять минут, Алексей высунул голову на улицу. Внимательно оглядел пространство за оградой лицея. Припустил с места, добежал до поста охраны, махнул дежурным и помчался вправо по улице.
Несколько раз он оборачивался. Вроде никто не сел на хвост. Перейдя на шаг, Алексей отправился к парку.
Маша ждала его. В короткой шубке и юбке до колен, в белых ботфортах и шапочке-колоколе, повторявшей старинную моду времен джаза и чарльстона. Она стояла у заснеженной ивы. Увидев его, шагнула навстречу.
– Так это правда? – повторила она свой печальный вопрос, уже звучавший между ними по видеосвязи.
– Да, Маша. Конечно, это создает определенное неудобство, но…
Алексей взял ее руки в свои, стянул с правой перчатку и поцеловал.
– Мы должны расстаться?..
Ресницы у нее стали мокрыми.
– Я тебя не брошу, Маша. Даже не думай о таком. Давай сядем, поговорим… Нет, тут сидеть тебе будет холодно. Пойдем погуляем по парку.
Он взял ее под руку, и они пошли по дорожке.
– Но если ты… если тебя… ты обязан будешь жениться на другой.
– Какой еще другой? Что это тебе в голову затесалось? Я женюсь только на тебе, поняла? Это без вариантов.
– Нет, Лешка. Тебе там подберут другую невесту. Из такого же княжьего рода, как ты. Как у вас, особ царской крови, принято.
– Я не особа царской крови и, может, вовсе не стану этой особой. Маша, ты сейчас, прости, пожалуйста, говоришь от ветра головы своея, ничего не понимая в этом. Дай-ка я тебе слезы вытру. – Он промокнул своей перчаткой ее щеки и приложился губами к горячему румянцу на одной из них.
– А что тут понимать. Это ты пытаешься меня уверить сейчас, будто все не так, как на самом деле. А на самом деле все так. Кто я? Дочь заводского инспектора и учительницы. Мои предки сто лет назад были колхозниками…
– Крестьянами.
– Да какая разница.
– Но ты же не крестьянка! Твой отец чиновник и член городского собрания. По табели о рангах Российской империи он мог бы получить личное дворянство. Ты сама собираешься поступать в университет на филфак. В Российской империи выпускник университета тоже получал личное дворянство, а потом мог дорасти на госслужбе до потомственного. Твой брат учится в кадетском корпусе, будет офицером. Это тоже – личное дворянство, а за выслугу и по наградам – потомственное.
Маша хлюпнула носом.
– Так это когда было. А сейчас…
– А сейчас у нас вообще бессословное общество. То есть сословия, конечно, есть, но не по вертикали, а по горизонтали. Духовенство, военные, чиновники, коммерсанты, аграрники, рабочие и так далее. Понимаешь? Наследственной иерархии правовых статусов нет и уже, наверное, не будет.
– А что будет?
Он все же усадил ее, отыскав сухую скамейку с подогревом. И прочел короткую, минут на десять, лекцию о том, что в новой Русской империи сословия будут оформлены как профессионально-корпоративные, каждое со своим кругом обязанностей, возможностей и привилегий. Парламентское представительство, если парламент не упразднится за ненадобностью, также сделается сословно-профессиональным, а не партийно-региональным, как теперь. И ни одно сословие юридически не будет стоять выше других, потому что для государства они все имеют одинаковую ценность. Но возможность участвовать в управлении государством будет, конечно, у всех разновеликой. Общедоступным останется лишь уровень местного самоуправления. Никаких непроницаемых перегородок между сословиями тоже не будет. Дети не наследуют, а выбирают, взрослый захотел, смог, обучился, выдержал, если нужно, проверку – перешел в другое.
– А кровь?
– Какая кровь? – не понял он.
– Голубая.
– А! Голубой ее делают две вещи. Первое – служба Отечеству. Второе – культурная отделка и воспитательная шлифовка. И все это – поколениями. Так что голубой крови у нас со временем снова будет много, больше, чем ты можешь представить. Она будет давать статус потомственного почетного гражданина с особыми привилегиями вроде преимущественного назначения на высшие должности. Ну, я тебя убедил?
– Не знаю, – грустно сказала Маша и встала. – Пойдем еще погуляем, пока светло.
Они бродил по парку до первых прозрачных сумерек. Вдоль дорожек вспыхивали желтые огни фонарей, носилась на лыжах детвора. Напоследок Алексей утащил Машу в тупичок у дальних запертых ворот, нежно привлек к себе и поцеловал в губы.
– Эй, дристократ, а ну не лапай девчонку!
Их было четверо. Алексей задвинул Машу себе за спину:
– Не волнуйся, я разберусь.
– Ты, чувачок? Разберешься? – погано заухмылялась шпана, доставая из карманов мелкую арматуру. – Машка, живо сюда! Твой дристокнязь сейчас будет валяться в луже своей крови.
