Выйдя из лифта, она задрожала – тут было заметно холоднее. И все такое серое… Раньше на четвертом хранились редкие книги, но их уничтожил пожар, а оставшийся мусор так никто и не убрал. Кое-где из выпотрошенных полок до сих пор торчали обугленные корешки. Почувствовав настороженную, ничуть не зеленую тишину, Мэри крепко прижала руки к груди. Здесь обитали привидения. Фантомные уборщики с призрачными швабрами, а то и сами книги могли восстать из пепла, хлопая страницами, словно крыльями. «Возьми себя в руки», – подумала Мэри, едва сдержав желание хлопнуть себя по щеке.
Скользя между стеллажами, как тень, она направилась к перилам, обращенным к первому этажу. Добравшись до них и взглянув вниз на танцующих бродяг, она подумала, не стоило ли сообщить кому-нибудь, куда она пошла. Серость и тишина угнетали, тревожили. Лягушонок же не опасен, верно?
Сверху, совсем близко, был виден орел, раскинувшийся на куполе, точно континент.
– Лягушонок? – шепнула Мэри. – Зеленые Рукава?
Ответа не последовало. Мэри вздохнула. Похоже, добровольно лягушка не сдастся. Мэри медленно двинулась по проходу между перилами и ближайшими стеллажами, вслушиваясь, не шелохнется ли что поблизости, но вокруг чувствовалась только пыль да слабый запах горелого.
Вдруг что-то зашуршало, дернулось, сыто рыгнуло. Заметив в воздухе краешек зеленой тишины, Мэри последовала за ним, вперед. Вскоре она подкралась к пятачку, выдававшемуся за перила наподобие балкона, выглянула из-за колонны и увидела…
ЛЯГУШОНОК! Мэри ахнула от неожиданности, но лягушонок не слышал ее. Он смотрел вниз, на бродяг. Амфибия оказалась еще крупнее, чем показалось Мэри, когда она проскакала мимо на первом этаже. Огромная, с выпяченными губами, в толстой темно-зеленой шкуре… Неудивительно, что холода не чувствует!
Лягушонок захихикал, очевидно, позабавленный видом ищущих его бродяг. (Правда, сама Мэри не заметила внизу ничего особенно смешного.)
Вдруг в голове мелькнула мысль, от которой волосы на затылке поднялись дыбом. Хихикающая лягушка может оказаться разумной лягушкой…
«Много ли я знаю о Седрике Зеленые Рукава? – заволновалась Мэри. – Вправду ли стоит бросаться на эту лягушку? А вдруг она кусается? Зачем, зачем, зачем я в это ввязалась?»
И с этими мыслями она прыгнула вперед.
Едва ее ноги оторвались от пола, время словно бы сбавило ход. Полет длился часы, дни, недели. За эти недели лягушка подняла взгляд, увидела Мэри и, жутко выпучив глаза, выплюнула то, что жевала. Мэри отчетливо видела, как губы лягушки движутся, мучительно медленно выговаривая: «Ма-а-а-ать твою…»
Упав поперек задних лап лягушонка, Мэри крепко ухватилась за них. Лягушонок взбрыкнул ластами. Пальцы соскользнули, но Мэри тут же возобновила захват и навалилась на лягушонка, превратившегося в сплошной комок отчаянно бьющихся, рвущихся на свободу мышц. Не разжимая пальцев, Мэри рухнула на зеленую тушу, но когда она попыталась обхватить лягушонка поперек груди, тот сделал вдох, раздулся вдвое, словно надувная пляжная игрушка, и плюнул в Мэри слизью.
Ударив лягушонка коленом, Мэри приземлилась на спину. Лягушонок навис над ней так, что его голова оказалась слишком – слишком близко к ее лицу. Лягушонок подмигнул ей, раздвинул губы в улыбке и – шлеп!
Этот удар решил исход битвы. Удар в лоб. Языком. Невероятно твердым и широким языком. Будто тараном. Шлеп! Мэри забилась, пытаясь перевернуться на живот, но – шлеп! – из этого ничего не вышло. Рыча от отвращения, она треснула лягушонка по башке. Лягушонок в долгу не остался. Шлеп! Мэри упала набок, упрямо цепляясь за скользкий палец. Шлеп! Палец выскользнул, рука Мэри упала на пол. Лягушонок хихикнул, переступил через избитое тело Мэри, отвесил ей напоследок еще «шлеп» – в живот – и ускакал прочь.
Мэри долго лежала, не двигаясь. Так оно было лучше, чем вставать, спускаться вниз и признаваться Сачмо, что – да, лягушка одолела ее в рукопашной. Мало этого, лоб и волосы были заляпаны вязкой лягушачьей слюной. Лягушка против библиотекарши, два-ноль в пользу лягушки…
Мэри подняла взгляд. Вблизи стеклянный орел оказался еще красивее – крылья и когти во всех подробностях почти как настоящие.
«Забудь об этом лягушонке. Бой был нечестен. Он использовал против тебя кудзу дзюдо…»
Шепот, или, скорее, легкое дуновение… Но кто это сказал?
Мэри села и огляделась. Никого. Выходит, послышалось?
– Что такое «кудзу дзюдо»? – на всякий случай спросила она.
«Сложная техника. Ее название происходит от одной лианы, что душит и губит леса Юга…»
– Откуда ты знаешь?
«Читаю, глядя людям через плечо…»
В голосе Мэри появились проблески раздражения:
– Так кто же ты, где ты и зачем шпионишь за мной?
Ленивый, сочный смешок.
«Здесь, Мэри, наверху. Подними взгляд. Посмотри внимательно».
Мэри взглянула вверх и увидела… ну да, конечно, орла. Он занял все поле зрения. Теперь, приглядевшись, она смогла различить, что его полированные темно-янтарные крылья движутся – медленно, как секундная стрелка, но явно плывут в стекле. Живой! Мэри ахнула. Лазурный орлиный глаз моргнул, когти разжались. Сквозь дыру на месте второго глаза внутрь падали хлопья снега. Мэри протерла глаза, но цветное стекло продолжало дрожать медленной, зыбкой рябью.
– Я сплю, – пробормотала она. – Это сон.
Новый смешок. От этого звука часы разразились тревожным перестуком, танцующие бродяги сбились с шага, по экранам компьютеров побежали помехи.
«Мэри, я видел, как ты кормишь птиц, что влетают под купол сквозь мой глаз…»
– Ты – в самом деле вот этот орел? – робко спросила Мэри. – Ты живой?
«Я ожил в то утро, когда метеорит выбил мне глаз. До этого я блуждал в сновидениях, среди песка, жары и пота. Метеорит разбудил меня, вытащил в этот мир…»
– Но… но… – заикаясь, выпалила Мэри, – это же вздор какой-то!
«Как интересно… Говорящие портреты – не вздор. Лягушата величиной со слоненка – не вздор. А я отчего-то вздор… Ты же, конечно, понимаешь, как необычно это место? Ты сама думала об этом, грезя наяву о ночных клубах и зеленых компьютерах. Воздух реального мира проникает сюда только сквозь мой выбитый глаз…»
– Ты можешь читать мои мысли?
Мэри подумалось, что это невоспитанно и даже как-то непристойно, но она тут же подавила эту мысль: ведь орел вполне мог подслушать и ее.
«Не мысли, а грезы, Мэри. Грезы и сновидения спящего города не дают мне уснуть. Как же здесь много грез! Днем все не так хорошо: воплощение детских мечтаний, месть, тревоги, паранойя… Они утомляют, подавляют волю. Они проникают сквозь глаз и не дают мне отдыха…»
– И ты все это время следил за мной?
«Да, Мэри. Я так давно старался докричаться до тебя! Но голос слабеет с каждым днем, и раньше ты никогда не подходила так близко, чтобы расслышать его…»
– Отчего же он слабеет? – озабоченно спросила Мэри.
«Посмотри еще раз. Приглядись внимательнее, взгляни
