Как хорошо я помню эти месяцы! Конечно, я могла навещать его только в новолуние – любовь любовью, а работой пренебрегать нельзя. Но каждый месяц этих встреч приближал появление на свет нашей дочери – твое, Люсинда! – и завершение его книги «Наблюдения о топографии Луны».
Когда ты родилась, я завернула тебя в одеяльце, сотканное из шерсти моих овец, и положила в корзину из прутьев лунных ив. Твой брат спал рядом с тобой и стерег тебя, а звезды хором пели тебе колыбельные.
– Уж не об этом ли одеяльце ты говоришь? – спросила Люсинда, вынимая одеяло из кармана.
Одеяло, врученное ей королем в ходе объяснений, было тонким, как шелк, а в уголке было вышито ее имя. Люсинда прихватила его с собой, но едва не забыла о нем. Какими далекими казались теперь и Карелштадт, и королева, и ее жизнь во дворце!
Луна коснулась рукой одеяла, и на ее глазах выступили серебряные слезы.
– Твой отец попросил меня оставить тебя с ним на месяц. Как я могла отказать? Но я велела ему каждую ночь выносить тебя под лунный свет, чтобы я могла тебя видеть. Однажды ночью, собирая в лесу грибы для урока ботаники, он оставил корзину с тобой под деревом. Я наблюдала за тобой, а ты лежала в корзине, смотрела на меня и смеялась. Но вдруг между нами появилась туча, а когда ветер унес ее, ты исчезла.
Тебе и не вообразить его горя! Всю ночь он обыскивал лес вокруг замка. Когда поутру его обнаружил садовник, он кашлял так, что не мог говорить. Доктор сказал, что он захворал воспалением легких. Через неделю его не стало. Твою корзину я нашла у его смертного ложа. Все эти годы она была мне единственной памятью о тебе.
Серебряные слезы текли по ее щекам. Она утерла глаза одеяльцем.
Не зная, что и сказать, Люсинда протянула к матери руку. Луна взяла ее за руку и улыбнулась сквозь слезы.
– Но теперь мы снова нашли друг друга. Как ты похожа на него – практичная, серьезная, вылитый отец! Я много лет обыскивала весь свет, но никак не могла найти тебя – до самой вчерашней ночи. Ты лежала под тем самым деревом, где была оставлена отцом. Я тут же узнала тебя, хоть ты и выросла такой большой. Пойдем со мной, Люсинда? Я хочу показать тебе земли, где ты появилась на свет.
Все вокруг сразу же показалось Люсинде странно знакомым – пожалуй, это и было самым удивительным на луне. Она научилась кормить летучих мышей, собирая в саду белые розы, связывая их в пучки и подвешивая вверх ногами на стропила, где летучие мыши спали по ночам, пока луна сияла в небе. Она научилась скликать гулявших по лунным горам овец и вычесывать их шкуры – из длинной шерсти, оставшейся меж зубьев гребня, Луна под пение колеса прялки пряла тонкие нити. Она научилась срезать прутья ив и плести из них корзины, такие же, как та, что Луна показала ей со словами:
– В ней ты спала совсем маленькой.
Порой, покончив с ночной работой, Люсинда с Луной сидели у берега озера и смотрели, как цапли учат птенцов летать. И говорили – о детстве Люсинды в Карелштадте, о давнем-давнем детстве самой Луны и обо всем, что она повидала, когда по Сильвании разгуливали слоны, когда римляне строили в сильванских лесах дороги, когда Морель прогнал римлян и объявил плодородные долины Сильвании владениями своего племени, когда Карел Первый собрал войско из купцов и крестьян и освободил Сильванию от турок… А после они ложились в траву и смотрели на звезды, пляшущие в небесах.
– Их танец был очень древним еще до моего рождения, – сказала Луна. – Взгляни на Альциону! Она неизменно носит в волосах алмазы. А вон среди звезд резвится Сириус. Мы любили друг друга, когда я была молода. Но у обоих имелась своя работа, и любовь не могла длиться вечно. О, а вот и твой брат.
Белый пес лег рядом с Люсиндой. Та обняла его, и все трое продолжили любоваться древним танцем звезд.
Однажды Луна показала Люсинде свою обсерваторию на склоне горы над озером.
– Отсюда я наблюдаю, что происходит на земле, – пояснила она.
Люсинда приникла глазом к окуляру телескопа.
– Я вижу Карелштадтский замок!
– Да, туда я и смотрела в последний раз, – ответила Луна. – С тех пор, как ты оказалась здесь, у меня не возникало желания смотреть на землю. Это слишком напоминает годы разлуки с тобой.
– А вон Бертила гуляет в саду с Радомиром! А вот и Яромила смотрится в свое зеркало! А король Карел беседует с французским послом. Но почему они так печальны? Все, кроме Яромилы… А вот и королева… да она вся в слезах! И я ни разу в жизни не видела ее в черном… Ой! Неужели это из-за меня? Может, они думают, будто я мертва?
Луна с тоской взглянула на дочь.
– Мне так жаль их, – сказала Люсинда. – Ведь я… я же выросла с ними. И королева Маргарета была мне матерью. То есть, я думала, что она и есть моя мать…
– Так оно и было, дорогая, – откликнулась Луна. – Лучшей матери, чем она, нельзя и вообразить, и потому я на нее не в обиде, хоть она и причинила мне столько горя. Я с самого начала понимала, что в конце концов ты захочешь вернуться на землю. Там была родина твоего отца, и твое место – на земле. Но ведь ты будешь навещать меня, верно?
– Конечно, буду, мама, – ответила Люсинда.
В ту же ночь, пока луна сияла в небе, они запрягли летучих мышей, Люсинда надела плащ из перьев цапель и взялась за вожжи.
– Прежде, чем ты улетишь, – сказала Луна, – я кое-что подарю тебе. Эту книгу написал твой отец. Я хранила ее многие годы, но теперь хочу, чтобы она стала твоей. В конце концов, у меня есть и другая память о нем.
На миг она прижала Люсинду к груди, и, разомкнув объятия, прикрикнула на летучих мышей:
– Летите живее!
Летучие мыши подняли Люсинду над садом белых роз, над крышей каменного домика.
– До свиданья, дорогая! – крикнула Луна ей вслед, и мыши понеслись над лунными горами к земле, окутанной тьмой.
С первыми лучами солнца, выглянувшего из-за леса, окружавшего Карелштадт, Люсинда приземлилась на террасу
