Местный король был из тех, что считаются «добрыми» – то есть, не притеснял крестьян сверх дозволенного традициями, а иногда, по мере возможности, памятуя о древнем принципе сельского хозяйства, гласящем, что более-менее сытая и, следовательно, более-менее здоровая скотина трудится куда лучше, даже осыпал их скромными милостями. Таким образом, королем он был добрым – или, по крайней мере, довольно добрым. Но во множестве полутемных кухонь, бистро и подпольных баров старики, собираясь по вечерам у пузатых печей, грели – или пытались согреть – руки и со страхом шептались о том, что может статься, когда старый король умрет и на трон сядет его сын и наследник.
Но на самом деле наша история и не из повестей о придворных интригах (по крайней мере, они в ней далеко не главное), и потому придется вам двинуться дальше, к большому, обветшавшему, но до сих пор хранящему остатки былого аристократизма дому – к видавшему лучшие деньки зданию на тихой тенистой улице у самой окраины, из тех, что лет через тридцать будут поглощены разрастающимся городом и застроены множеством многоквартирных курятников для рабочего класса. Вон та девица, угрюмо и без особого толку отскребающая от грязи вымощенный камнем дворик, и есть предмет нашего интереса. Поскольку наша история как раз из этого сорта – это волшебная сказка. Ну, вроде как.
Конечно, кое о чем вам никто не сказал. Кое-что от вас утаили даже братья Гримм, не говоря уж о Диснее.
Прежде всего, никто никогда не звал ее «Золушкой», хотя, бывало, обзывали куда хуже. Звали ее Элеонорой – достаточно простым для повседневного пользования именем. К тому же, никто за всю жизнь не уделял ей столько внимания, чтобы удосужиться изобрести ей прозвище, хотя бы жестокое и обидное. Чаще всего на нее не обращали внимания даже с тем, чтоб подразнить.
А вот мачеха у нее, действительно, имелась. Хотя была она злой, или же нет – это зависит от точки зрения. То были жестокие дни жестокой эпохи, когда даже относительно зажиточные семьи не зарекались от голода и нужды, и если она предпочитала в первую голову заботиться о собственных детях, а уж потом – о дочери покойного мужа, вряд ли многим вокруг пришло бы на ум ставить ей это в вину. Напротив, многие похвалили бы ее великодушие: ведь она предоставила незаконному отпрыску муженька место в собственном доме, в собственных владениях, хотя никакой закон – ни божий, ни человечий – отнюдь не принуждал ее хоть пальцем шевельнуть ради сохранения жизни этой девчонки. Нередко ее щедрость даже хвалили вслух, и мачеха всякий раз благочестиво поднимала взгляд к небесам и с показной скромностью бормотала:
– Ну что вы, что вы…
И немудрено. Одним из обстоятельств, о котором вам никогда не расскажут, недостающим звеном, помогающим постичь суть ситуации в целом, является тот факт, что Золушка была рождена вне законного брака. Да, отец просто обожал ее, и окружал заботой, и не скупился на любовь и ласку, и взял ее к себе, и взрастил с пеленок, однако он ни дня не был женат на матери Элеоноры, умершей при родах, а затем умер и сам – после того, как женился на Злой Мачехе, но прежде, чем успел составить завещание, согласно коему незаконная дочь могла бы получить законное право на долю в наследстве или хотя бы какое-то имущество.
Да, сегодня она могла бы обратиться к адвокатам, что повлекло бы за собой множество судебных баталий, генетических экспертиз и появлений в дневных ток-шоу с жуткими воплями и визгами с обеих сторон, и, может быть, в конце концов ей посчастливилось бы урвать свой ломтик пирога. Однако в те дни и в той части света обращаться за помощью к закону или куда-либо еще смысла не имело, поскольку святая церковь гнушалась рожденными во грехе.
Итак, продолжая предоставлять Элеоноре стол и кров вместо того, чтоб вышвырнуть ее на улицу, навстречу голоду и холоду, мачеха действительно проявила недюжинную щедрость. А если и не дополнила этого теплотой семейных отношений, если держалась с Элеонорой – наглядным, бесспорным свидетельством любви покойного мужа к другой – холодно и отстраненно (в те редкие минуты, когда вообще удостаивала ее внимания), так это вовсе не удивительно, и ожидать от нее иного, пожалуй, было бы слишком. В конце концов, у нее имелись и собственные проблемы, а, продолжая кормить девчонку, она и так уже сделала намного больше, чем было необходимо.
Были также и сводные сестры, дочери мачехи от первого брака (брака, в коем муж также умер молодым… но прежде, чем поддаваться соблазну примерить мачеху к роли Черной Вдовы, вспомните о том, что в те дни в тех краях смерть в молодости вовсе не являлась слишком уж выдающимся феноменом), но и они не отличались исключительной злостью – просто не любили Элеонору и не скрывали этого. Однако жестоки и мстительны они были не более (и не менее) любых юных девиц, вынужденных сносить общество той, кто им несимпатична, утратила прежний статус, да вдобавок не пользуется ни любовью, ни покровительством матери. Да к тому же, сказать по правде, сама немного помыкала ими, когда была любимицей отца, а они – новенькими в доме.
Каким-либо особым уродством сводные сестры тоже не отличались – это пошло от Диснея, неизменно приравнивавшего некрасивую внешность к злому нраву. На самом деле, по меркам своего времени они были вполне привлекательны. Однако рядом с Элеонорой действительно как-то меркли, по крайней мере – в глазах мужчин. Как яркие лампочки меркнут в сравнении с еще более яркой.
А Элеонора, безусловно, была красавицей. В этом ей не откажешь никак, иначе вся история утратит смысл. Подобно сводным сестрам, она, дитя среднего класса, росла в относительно благополучной купеческой семье, а, следовательно, с младенчества получала достаточное питание, что означало хорошие зубы, блестящие волосы и прочные прямые кости – совсем не то, что у крестьянских детей, нередко страдавших рахитом и прочими недугами, обусловленными нехваткой витаминов.
Вне всяких сомнений, имелись у нее, как и у других юных девиц, и груди, и ноги, но были ли ее груди велики или малы, были ли ее ноги длинны или коротки, спустя столько времени точно сказать невозможно. Однако, судя по
