Каким-то образом ей нужно было вырваться отсюда.
Но выхода не было.
Прожив несколько месяцев в этом жестоком порочном кругу, Элеонора пришла к убеждению, что путь к лучшей, или хоть несколько более комфортабельной жизни один: через секс.
Бессчетные тысячи юных девушек – и немало мужчин – прошли по этому пути до нее, и еще много тысяч пройдут им после. Окинув свое положение холодным, трезвым взглядом, она поняла, что не в состоянии предложить кому-либо ничего ценного, кроме юности, красоты и девственности, а между тем все это – ненадолго. Еще пара лет изнурительных каторжных трудов покончат с красотой и юностью, а рано или поздно кто-нибудь из мужчин, все настойчивее вьющихся вокруг, затащит ее в конюшню, или за рыночный прилавок, или попросту в какой-нибудь темный закоулок и изнасилует, положив конец и девственности (немалому капиталу с тех пор, как несколько сот лет назад Европу захлестнула волна сифилиса). А если она при том еще и забеременеет, то уж точно застрянет в нынешнем положении навеки.
Невзирая на юный возраст, Элеонора уже хорошо знала, какие радости можно извлечь из собственного тела, свернувшись комочком в темноте, на койке, и зажав в зубах кухонное полотенце, чтобы никто не услышал стонов, которые ей не по силам было сдержать, и не была настолько трезва и расчетлива, чтобы не грезить о любви, о романтических чувствах и о замужестве. Правду сказать, ей уже случалось обмениваться пылкими взглядами, страстными речами, а однажды и торопливым, но таким сладким поцелуем с Казимиром – неуклюжим добросердечным здоровяком, работавшим в стеклоплавильне по соседству. Она ничуть не сомневалась, что сможет завоевать его сердце, а может, даже выйти за него замуж, но что в этом проку? Даже если им удастся наскрести достаточно денег на пропитание, она все равно так и останется в этом душном провинциальном городишке, жить той же самой жизнью, что и сейчас. Потом пойдут дети – по одному в год, пока она не одряхлеет и не умрет…
Нет, любовь и брак спасения не принесут. А вот секс – вполне мог бы. Придется продать собственное тело кому-то, достаточно богатому, чтобы забрать ее отсюда – из этой жизни, а может, если все сложится наилучшим образом, даже из этого городка.
Религиозное воспитание Элеоноры, вероятнее всего, строгостью не отличалось – возможно, ее отец втайне склонялся к антиклерикализму, но, конечно, мысли об этакой торговле собственным телом не могли не внушить ей сомнений. Однако она не раз слышала, как женщины говорили об этом у колодца, на рынке, а то и в церкви, когда рядом не было мужских ушей, и выглядело все вроде бы несложно. Ляг на спину, раздвинь ноги, позволь ему попыхтеть да похрюкать на тебе пяток минут, а сама знай гляди в потолок. Неизмеримо легче, чем мыть полы до кровавых мозолей.
Но, если уж торговать собой, будь она проклята, если не постарается взять наилучшую возможную цену!
Элеонора гордилась объективностью своей логики и трезвостью расчета, но в этом месте в ее планах начинал проступать оттенок подспудной нежно-розовой романтичности – чувства, в подверженности коему она не призналась бы даже самой себе.
Если уж становиться шлюхой, то быть обычной шлюхой она вовсе не собиралась. Этих даже в городе такой величины имелось не много, и жизнь их была вовсе не из тех, что достойны зависти или подражания. Нет, ей следовало поднять планку выше.
А если так, то почему бы не к самым вершинам?
Принц. Однажды, в прошлом году, она видела его на параде – верхом на игривом чалом жеребце, рослого, симпатичного, перья на шляпе покачиваются вверх-вниз, серебряные застежки мундира сверкают на солнце… Порой он даже снился ей в жарких снах – в те ночи, когда к ней в постель не наведывался призрак Казимира.
Мысля реалистически, она понимала: о браке не может быть и речи. Принцы не женятся на простолюдинках – даже из тех семей, у которых гораздо больше денег, чем у ее собственной. Этого не может быть просто потому, что не может быть никогда. Сей факт был так крепко укоренен в ее мировидении, что мыслями о возможной свадьбе с принцем она не тешилась и в самых смелых фантазиях.
Однако поиметь простолюдинку принцы не брезговали – так было во все времена и будет впредь. Понравившихся, бывало, даже оставляли при себе. Быть королевской любовницей – что ж, не худший вариант, и, раз уж иного выбора не было, на нем она и остановилась.
Оставалось одно: добиться того, чтоб принц захотел ее.
А почему бы нет? Он ведь мужчина, не так ли? Все прочие знакомые мужчины – даже те, что втрое старше годами – постоянно преследовали ее, постоянно норовили потискать, а то и чего похуже, если рядом никого. Может, и принц ничем от них не отличается.
«А если принцу я почему-то не понравлюсь, – думала она в минуты столь свойственных ей проблесков дальновидности, – что ж, во дворце полным-полно других богатых мужчин. Хоть кому-то из них да сгожусь».
Каждые выходные летних месяцев, пока король и его двор гостили в местной резиденции, во дворце устраивался бал. Правда, семья Элеоноры даже в лучшие времена была не настолько богата, чтобы хоть кого-то из них удостоили приглашения на эти празднества. Но ничего, она что-нибудь да придумает.
Что последует дальше, известно всем. Втайне сшитое платье – только, конечно, ни мыши, ни птицы на помощь не явились. Да помощи и не требовалось – в конце концов, Элеонора была швеей. Обошлось и без феи-крестной, и без тыквы, превращенной в карету, и без волшебных лошадей. Элеонора просто выскользнула из дому, пока мачеха, женщина разочарованная и обиженная жизнью, согласно своей вечерней диете, медленно напивалась в стельку, чередуя бренди с травяным чаем, и в бархатном ночном воздухе, с сильно бьющимся сердцем, отправилась через весь город к реке. Впереди, в сияньи огней, с каждым ее шагом рос, возвышаясь над домами, королевский замок.
Каким-то образом ей удалось проникнуть внутрь. Кто знает, как? Может, страже не пришло в голову задерживать прекрасную, хорошо одетую девушку, уверенно вошедшую в ворота. Может, она затесалась в группу других гостей. Может, стражники перепились, и она попросту прошла мимо. Может, никакой стражи и вовсе не было – зачем она в таком сонном захолустье, если нигде в Европе нет крупных войн? А может, стражники присутствовали, но им на все было плевать.
Как бы там ни было, она проникла во дворец, и это было все, о чем она когда-либо мечтала.
Действительно: какая
