Маленькая группка переводила дыхание, расположившись в руинах. Осматривали трофеи, не забывая поглядывать по сторонам. Где-то, как разозленные гиены, кружили охотники.
– Теперь у нас две винтовки, – констатировал Грешник. – Крупный калибр и самозарядка.
– Хорошая вещь… – Лапа погладила черный оптический прицел. – Бельгийская, FN FNAR Light с облегченным стволом. И подствольный лазерный целеуказатель в тему.
– Возьмешь себе? – спросил Грешник.
– Лучшее оружие – то, с которым управляешься лучше, – усмехнулась Лапа. – Так что я останусь при луке и стрелах. Кстати, у того, которого я подстрелила, еще и пистолет был. Вот.
Лапа продемонстрировала непривычного вида пистолет. Грешнику приходилось видеть такой в «прошлой жизни», когда он успел нагрешить на свое нынешнее прозвище. Взял в руки, повертел, сказал:
– Редкая штука, русская. ПЛ-14. Если при нем и патроны с бронебойным сердечником – бесу и в «бронике» труба. Йорик, возьмешь?
– Лучше Шкету отдай, – возразила Лапа. – Йорику вообще оружие в руки давать нельзя.
– Чего это – нельзя? – нервно отозвался Йорик, глядя, как ловко управляется с пистолетом подросток. – Нас и без того слишком мало, каждый на счету.
– Йорик прав, – сказал Грешник. – Следующий ствол, который раздобудем, – твой. А что Пастор?
– Винтовку я возьму, – сказал Пастор, забирая черную бельгийскую «самозарядку». При этом закинул за спину бесполезный дробовик. – Вот эту, она полегче. Крупный калибр не для стариков.
– Двустволку-то оставь! – хмыкнул Шкет, передергивая затвор своего ПЛ. – С пистолетом он как-то сразу стал вести себя увереннее и даже вызывающе. – Толку от нее!
– Она мне дорога как память, – отозвался Пастор. – Давайте лучше решим, куда двигаться дальше.
Его голос заглушил рев пронесшегося над головой конвертоплана. Тяжелая машина типа Bell V-280 Valor заложила вираж и, сбавив скорость, привела пару огромных винтов в вертикальное положение, зависая по-вертолетному.
– Вот за нас все и решили, – быстро сказал Грешник, устраиваясь за бетонным блоком с крупнокалиберной винтовкой. – В этой «птичке» человек четырнадцать десанта. Охотнички, видать, подмогу вызвали.
– Нам конец… – тихонько завыл Йорик. – Нам не уйти от них.
– И что будем делать? – приблизившись к Грешнику, тревожно спросила Лапа.
Грешник не ответил. Стараясь отвлечься от прикосновения светлых локонов девушки, он припал к прицелу. Поймал в окуляр заходящий на посадку метрах в двухстах от них конвертоплан.
– Какая самонадеянность… – проговорил он, переводя прицельную шкалу на мотогондолу ближайшего двигателя.
Секунду подумал – и перевел точку прицеливания туда, где по его прикидке был поворотный шарнир винта. Машина опустилась уже на высоту не более пятнадцати метров, тянуть было нельзя.
– Бах! – произнес он, потянув спусковой крючок.
Пуля калибром 14.5 миллиметра – не лучшая смазка для шарнира высокой нагрузки. Конвертоплан дернулся, его повело в сторону, закрутило. Машина резко накренилась – и спиралью ушла вниз, в руины, попутно снеся левым винтом часть торчавшей в небо стены полуразрушенного дома.
Грохнуло. В небо потянулся язык черной гари.
– Так вам и надо, сволочи!!! – кровожадно заорал Шкет. Не удержавшись, дважды выстрелил в сторону катастрофы. – Так вам и надо!
– Патроны не трать! – рыкнула Лапа.
– Ну все, уходим! – оживился Йорик, пробираясь в сторону, противоположную от падения. – Чего вы стоите?!
– Можете уходить, – сказал Грешник. – Только не забывайте – вокруг еще четверо охотников. Теперь прикончить нас – для них дело принципа.
– А ты куда? – спросила Лапа.
– Туда, – он кивнул в сторону расползавшихся клубов дыма. – Должен ведь кто-то задержать эту бессмертную свору. Ну, что вы смотрите? Времени нет. Уходите.
* * *Дойти до упавшего конвертоплана он не успел – впереди, в глубине улицы показалась фигуры в знакомом черном облачении. Не четверо и даже не пятеро – с десяток. Значит, все-таки уцелели при падении. Быстро взобравшись на груду бетона, оставшегося от рухнувшего здания, поставил винтовку на сошки.
Сел, даже не прячась, поглядел в небо. Рассмеялся. Отчего-то ощутил необычайную легкость и неуместную в данной ситуации радость. Наверное, так бывает, когда всей душой принимаешь неизбежность смерти. Не то чтобы он хотел умирать. Просто он устал прятаться и бояться. Сейчас бы закурить – да нечего. И очень хорошо: курить вредно.
Поглядел на упершуюся сошками в бетон винтовку. Был соблазн снять на дистанции хотя бы пару врагов, прежде чем те сориентируются и начнут действовать. Но здравый смысл взял верх. При всей ее мощи винтовка не дает шансов на успех против группы рейнджеров, вооруженных автоматическим оружием. Тем более врагов больше, чем оставшихся патронов.
Оставив винтовку, тихо спустился вниз. В руке мачете – оружие безумца, отбросившего страх смерти. Если у него и есть шанс – то он только в быстроте и внезапности.
Сделав широкий круг, зашел группе в спину.
Они были слишком беспечны, эти бесы, вышедшие на зачистку территории от «лишних». Это давно, еще до Выключения, в рейнджеры попадал отборный человеческий материал. Парадоксально, но умение достигать предела своих возможностей, не бояться рисковать – все это как-то связано с пониманием собственной смертности. На подвиг шли те, кто понимал: второй попытки не будет.
У бесов не так. Слишком ценят они себя, свою вечность. Даже самые подготовленные из них никогда не пойдут на неоправданный риск. В этом есть резон: они великолепно экипированы, отлично стреляют, и их всегда больше, чем потенциальных жертв. Им наверняка сообщили: у «лишних» появилось оружие. И теперь они просматривают местность с помощью беспилотного дрона – вон он завис над пустым убежищем, из которого ненавязчиво торчит ствол крупнокалиберной винтовки.
И именно поэтому они меньше всего ждут нападения одного-единственного безумца с мачете в руках.
В броне рейнджера почти нет уязвимых мест. Кроме тыльной стороны ног, не прикрытой щитками, и щели между шлемом и бронежилетом. А потому придуманная на ходу тактика Грешника была проста: короткий, перерубающий сухожилия удар по ногам и следом удар в шею.
Так он снял зазевавшегося часового, не справившегося с задачей прикрытия тыла. Его слабый вскрик заглушило бульканье хлещущей из шеи крови. На пыльный асфальт упала штурмовая винтовка. Это был еще один шанс завладеть автоматическим оружием.
Но от вида крови, казалось бы, бессмертного врага у Грешника сорвало башню. Бессмертные тоже могут умирать – а значит, просто обязаны последовать за миллиардами уничтоженных ими людей. И это звериное чувство мести оказалось вдруг сильнее инстинкта самосохранения. Словно в мозгу сгорели последние предохранители разума.
У него не было шансов – если включить холодную логику беса. Но он был смертным – и шел умирать. Убрав часового, он ворвался в самый центр строя и бросился на ближайшего, увешанного оружием и амуницией, затянутого в броню врага. Этого он успел прикончить тем же приемом, еще одного лишь срубил с ног, следующего же достать не успел – бесы шарахнулись в стороны и залегли, ожидая стрельбы со стороны нападавшего. Ответные пули пришлись
