А вот кому не повезло, так это сидевшему рядом с водителем. В спинке чернели две дыры, на сиденье характерные пятна – смыть кровь не так уж просто, особенно если та успела подсохнуть. В Наме ребята приловчились использовать кока-колу, но все равно после работы медэваком запах оставался…
Тут крови было много. За жизнь «того парня» я бы не поставил и дайма – разве что его подвезли прямо к госпиталю, а там реанимация, переливание, прочие чудеса. Но, как говор, that’s none of my business anyway. Мое дело – починить это дырявое корыто, получить свою двадцатку и свалить подальше.
– Нож найдется? – спросил я старика.
На самом деле звали его Грегори Мак-как-его-там-хренов-шотландец. То ли Маккуин, то ли Маклауд. И лет ему могло быть от пятидесяти до полутораста, с напрочь седой бородой и выдубленной солнцем и ветром кожей.
– А то, – наклонившись, Грег задрал штанину, открыв пристегнутые к голени ножны. – Держи, малыш.
– Майк.
Ножик у дедули был еще тот – с длинным узким лезвием и металлической рукоятью с кольцевой нарезкой. Работать не очень, а вот между ребер ткнуть – самое то.
– Да я на память не жалуюсь, малыш. Колено вот к дождю ноет, а с памятью пока все норм.
И с упрямством тоже.
– Не повезло вам, как погляжу…
– Ну это смотря как глядеть, – Грег провел пальцем по длинной царапине рядом с литыми буквами UNF. – «Льюис» – машина старая, но лупит кучно. Попадись нам настоящий пулеметчик, а не хренов поливальщик, все бы там остались. Видел я, как это бывает…
Я буркнул что-то невнятное, делая вид, что зачищаю концы порванного кабеля.
Это действительно просто, если есть навык. Вертолет идет по кругу, машина в центре, а если ошибся с упреждением, каждая пятая пуля – трассер, надо просто чуть поправить струю. Если «свинья» не проявит свой капризный норов, то цель за считаные секунды накрывает свинцовый ливень, автомобиль превращается в дуршлаг на рваных ошметках покрышек. Иногда загорается, иногда нет. И те, кто в нем, иногда успевают выскочить, но чаще нет.
– О, а вот и Мишель, – радостно произнес Грег, – он хотел с тобой поговорить. А я пойду, погуляю. Нож потом отдашь, – быстро добавил он, – когда работу доделаешь.
Пожалуй, из всей этой странной компании Мишель больше всех подходил на должность миллионера. Точнее, на эдакого наследника кучи миллионов, в белом тропическом костюме, пробковом шлеме и очочках с золотой оправой. В общем, на ботаника чистейшей воды, в жизни не бравшего в руки ничего страшнее сачка для бабочек. Ну или альбома для рисования Винзор-энд-Ньютон.
Сам по себе образ был неплох. Только вот он категорически не вязался ни с лихой байкершей Анной, ни с Грегом – этого вообще списали на берег с пиратского фрегата за вредность души! – ни с пулевыми дырами. Даже когда таких вот субчиков похищает банда киднепперов, они палят исключительно в воздух, из боязни попортить ценный товар.
– Сколько времени потребует ремонт?
– Минут сорок, может, и час.
На самом деле меньше, но я предпочитаю брать с запасом. Если клиент получает желаемое раньше обещанного, он радуется, если работа затягивается – злится. Лучше ведь дать человеку лишний повод порадоваться, верно?
– Вы американец?
– Бывший.
Возможно, я взял тон чуть резче, чем стоило. Но расспросы о прошлой жизни меня дергают. Мишель же явно вознамерился прогуляться в ту сторону.
– А как попали в Большой Каир?
– Искал место, где не принято спрашивать, как сюда попал.
– Тоже вариант, – кивнул Мишель. – И как, получилось?
– Вполне, – я закончил сращивать жилы и взялся за ленту. Рулон был слишком широкий, но и нарезать из «утколенты» полоски у меня плохо получалось. Обычно в итоге ко мне прилипало больше, чем оказывалось на детали. Черт… подлезть, что ли, снизу?
– Нойман прошлым работников не интересуется и платит неплохо. Как раз то, что надо.
Мишель замолчал, но уходить не стал. Хотя бы не глядел через плечо… в мастерской у Ноймана висел прейскурант, как раз для таких умников. Стоять позади мастера – 5 фунтов час, дать совет мастеру – 2 фунта, лезть помогать – 7. Впрочем, я и так собирался постричь этих ребят как хорошего мериноса. Молчание, может, и не всегда золото, но денег стоит. Например, молчание о калибре дырок в радиаторе.
– Есть у нас одна работа…
Я не видел Мишеля, но, судя по голосу, стоял он как раз у пробитого пулями сиденья.
– Разовая. С хорошей оплатой. Интересует?
– Смотря что надо сделать…
– Спасти мир.
– Всего-то делов… – развеселился я. – Ну поздравляю, вы обратились по адресу. На самом деле я Томас Калмаку, спасаю миры по вторникам, четвергам и пятницам. Но учтите, в пятницу сокращенный день, работаю только до трех.
– Если это штука, – нарочито ровным тоном произнес Мишель, – то ее суть от меня ускользает.
– Ди-Си Комикс…
– А-а, понятно. Этот пласт вашей культуры прошел мимо меня.
– Ты много потерял, – совершенно искренне сказал я. Нет, конечно, в мире куча людей, которые никогда не пили колы, не ели гамбургер и не читали комиксы. И некоторые продолжают вопить про свою древнюю культуру, даже когда «Бэ пятьдесят вторые» вгоняют их обратно в каменный век.
– Возможно.
Последняя полоска наконец легла на место. Я осторожно подергал кабель – все в порядке, скорчено намертво. Гениальная все-таки вещь армейская «утколента». В одном из полевых лагерей парни скрутили с ее помощью целый дом из бамбука и снарядных ящиков. Еще была байка про коптер, которому примотали отбитый кусок лопасти, но это я уже сам не видел, а поверить в такое сложно…
– Ну а если серьезно, ребята, то спасать мир я не полезу под пули за все деньги мира. За ремонт, конечно, платят поменьше, но сломанные тачки в тебя не стреляют.
– Есть один человек, – Мишель говорил, стоя вполоборота ко мне, словно не со мной болтал, а читал лекцию кому-то еще, в паре метров от машины, – который очень мечтает вышвырнуть иностранцев из Египта.
– Как житель бывшей колонии могу лишь пожелать удачи в его начинаниях! – фыркнул я. – Лайми давно уже пора забыть свои мечты о былом имперском величии.
– Ты не понял. Не просто колониальную администрацию. Вообще всех иностранцев, всех неверных.
– Тогда он просто чокнутый.
Что-то такое я слышал краем уха. Организаций, борющихся за независимость от лайми, у арабов сейчас больше, чем блох на дворняге. Разумеется, какая-то часть из них настолько радикальна, что пугают даже своих. Зато молодежи нравится. Когда
