– Пусти! – хрипел раненый. – Все равно сдохнешь!
– Я бессмертный! – вырвалось у Грешника. Он тут же расхохотался своему нелепому заявлению. – Да, я бессмертный!
Враги, между тем, поняли: оружие этого психа – всего лишь клинок, опасный одной лишь внезапностью да в ближнем бою. Но теперь бояться нечего. Рейнджеры выбрались из укрытия и стали приближаться, окружая Грешника, с намерением добить его в упор. А может, хотели поближе разглядеть диковинного зверька из радиоактивной пустоши. За спинами рейнджеров стояли охотники: в своей бесовской иерархии они были куда выше и предоставляли зачистку простым исполнителям.
Наверное, у Грешника действительно поехала крыша. Он отбросил свое последнее прикрытие – раненого – и медленно поднялся, держа окровавленный мачете в отведенной руке. Он продолжал улыбаться, вдруг ощутив, как это сладко – улыбаться в лицо самой смерти.
Враги неторопливо подошли на несколько шагов, когда он издал звериный вопль – и бросился в последнюю атаку. Он размахивал мачете, уже не понимая: неужто его руки обрели силу бога, а клинок – остроту молнии? Бесы падали один за другим, словно по волшебству, хотя им вроде бы ничего не стоило растерзать беззащитного смертного на части.
Грешник не видел, как с трех сторон по рейнджерам били Пастор, Шкет и даже Йохан, подобравший автомат у зарубленного Грешником беса. Враги так и не поняли, откуда пришла смерть, – все произошло слишком быстро.
Последнего снял Шкет – и тот повалился лицом вперед, придавив своим телом Грешника.
Бой стих. Но Пастор продолжал напряженно озираться:
– Где-то остался еще один. Я видел его – но он исчез из поля зрения…
– И Лапа пропала! – проговорил Йорик.
– Да бросьте, это победа! – совершенно по-детски радовался Шкет. – Понимаете? Мы сделали их! Мы, люди, сделали бесов!
* * *Последний охотник тихо взбирался на холм из бетонного мусора, где заметил характерный блик оптического прицела. Там он увидел ее – свою винтовку, оставленную сначала им самим, а затем крысой, посмевшей прикоснуться к благородному металлу.
Привычно приник к оружию, открыл затвор, хмыкнул: этот недоносок оставил в магазине патроны! Тем хуже для него и его безмозглых приятелей. Заняв позицию, бес стал наблюдать, как этот мешок с костями выбирается из-под убитого рейнджера.
Охотник зло рассмеялся, взял человечка на прицел. Выстрелил – нарочно рядом, чтобы гаденыш увидел брызги бетона и успел ощутить страх неизбежного. Но тот отчего-то не стал бросаться наземь, бежать и скулить от страха. Более того, он выпрямился, огляделся и закричал:
– Давай же! Стреляй! Я плевать хотел на твои пули! Это не ты, это я бессмертный!
Лицо охотника дернулось. Ненависть – плохой помощник в охоте. Но этот крысеныш должен поплатиться за все содеянное. Припав к прицелу, стрелок с яростью сдернул с головы противогаз – запотело стекло. Палец коснулся спускового крючка.
– Сдохни! – прошептал бес.
Грянул выстрел – и пуля снова ушла «в молоко». Но на этот раз охотник остался равнодушен к промаху: из его затылка торчала оперенная стрела. За спиной беса тихо появилась черная фигура девушки с луком в руках.
Даже у богоподобных бывают неудачные дни.
Услышав свист пули над головой, Грешник расхохотался. Выпрямился в полный рост, раскинув руки, стряхивая кровь. Прокричал:
– Мне плевать на твои пули! Слышишь? Я не боюсь смерти! Потому что ты – всего лишь бес, а бессмертный я! Я бессмертный!
Андрей Уланов
Дезертир
Если бы я мог смотреть на часы, было бы проще. А может, и нет – наверняка минутная стрелка ползла бы со скоростью обкурившейся черепашки, провоцируя желание расколотить чертову тикалку о камень. Когда считаешь сам, это хотя бы отвлекает. Один, два, три… 598, 599 – и глоток. Зеленый чай теплый, почти горячий, под этим солнцем нагревается все, даже сквозь ткань и слой набросанного сверху песка. Впрочем, фляга – это ерунда. Главное, чтобы не разогрелись патроны. Кто знает, при какой температуре захочет бабахнуть в «беретте» гильза 22-го, с ее тонкой скорлупкой? Уж точно не я. А если это случится, те, двое, услышат. Нас разделяют всего три дюжины ярдов и полуобвалившаяся стена.
Очень хочется пить.
А ведь еще два дня назад я думал, что жарче не бывает.
Тогда я лежал под «Золотым Ястребом» и ждал, что на меня вот-вот начнет стекать краска с капота. От двигателя, знаменитой пакардовской «восьмерки», шла волна жара, словно машина только что прошла «24 часа Ле-Мана». Пот заливал глаза, а пытаться вытереть – это с гарантией заполучить под веко фунт мелкого песка, почти пыли, которую ветер приносит из пустыни, забивая в любую щель.
Кое-кто маленький и узкоглазый мог бы сказать, что это просто классический случай марксистско-ленинско-маоистской диалектики, или чего там у них вместо библейских заповедей. Типа мир поделен на владельцев роскошных машин, вроде этого «студера», и тех, кто вынужден лежать под ним в полуденный каирский зной. В чем-то он был бы и прав.
С другой стороны, никто не требовал от меня лежать под машиной в самый зной. Старина Нойман хоть и ворчлив, как десять старых тетушек, но таскать механиков после солнечного удара он любит примерно так же, как платить налоги. За вторым боксом есть пристройка, два на три ярда, как раз чтобы плюхнуться на диван из разбитого «империала», вытянуть копыта и, закрыв глаза, слушать, как гудит под потолком содранный с того же крайслеровского трупика кондиционер. Собственно, эти два предмета и составляли главную ценность в уцелевшей части машины – после вылета на встречку под армейский грузовик и полета с переворотом. В полицейском заключении написали, что водитель был пьян в тот вечер. А я думаю, парня сгубили тормоза. Что ни говори, диски Кросли хороши на хороших дорогах, если же хочешь гонять по местным проселкам, старый добрый барабан по-прежнему в седле. Особенно с гидроусилителем, вот как на этом «Ястребе».
Звук появился внезапно и очень быстро – за считаные секунды от полуденной тишины до разрывающего воздух рева. Только чудом я не расшиб голову о картер. Тело-то помнило… мозг уже начал забывать, но где-то в глубине была жива память, что несет стремительно нарастающий рев. И лишь когда мотор, прочихавшись напоследок, замолк, пришло понимание, что этот звук и рядом не лежал с настоящим, всесокрушающим грохотом, когда звено «фантомов» вываливается из низких туч и заходит на цель.
Интересно, кого это черти принесли?
Впрочем, вылезать из-под машины я не стал. Интерес – это здорово, но за него Нойман платить не станет. После
