Прежде всего, ему нужно выспаться. После хорошего отдыха он сможет более реально смотреть на вещи.
Маккейб, глубоко вздохнув, обмяк всем телом, смутно ощущая, как ангел осторожно опускает его голову на подушки. Еще один глубокий вдох, чтобы наполнить легкие сладким ароматом ее тела. Ощущение, как будто вкушаешь лучшее из вин. Теплая, приятная вибрация пробежала по телу раненого, баюкая его, унося в страну снов.
— Спи, воин. Я не дам тебе умереть.
Он не станет сопротивляться дремоте. Его ангел не позволит смерти одержать верх.
Мягкие теплые губы коснулись лба, задержавшись у виска. Элерик повернулся к Кили лицом, мечтая ощутить вкус ее губ на своих губах. Казалось, он умрет, если она не поцелует его.
Девушка колебалась лишь мгновение, но этот миг показался ему вечностью. И вот она склонилась над ним, запечатлев на его губах невинный поцелуй ребенка.
Тяжелый стон вырвался из его груди. Не этого он так жаждал!
— Поцелуй меня по-настоящему, ангел!
Элерик скорее почувствовал, нежели услышал, как Кили задохнулась от гнева, но вдруг ее дыхание участилось и излилось горячим потоком на его губы. Он чувствовал ее запах, ощущал легкую дрожь, пробегавшую по телу. Едва уловимое движение подсказало, что она совсем рядом, волнующе близко.
Собрав последние силы, Элерик поднял руку и запустил пальцы в волосы Кили, придерживая за шею. Он потянулся ей навстречу, и губы их слились в горячем безумном поцелуе.
Боже, как сладки ее губы! Элерик ощущал эту сладость на вкус, будто капли нектара стекали на язык. Требовательно, нетерпеливо он пытался преодолеть преграду губ Кили. Со вздохом она сдалась. Рот приоткрылся, и его язык ворвался внутрь, наслаждаясь бархатной медовой нежностью изнутри.
Это было райское наслаждение! Если это ад, тогда во всей Шотландии больше не осталось праведников.
Но вдруг силы покинули Элерика, и, совсем ослабев, он упал на подушки.
— Ты переоценил свои силы, воин, — срывающимся голосом укорил его ангел.
— Оно того стоило, — прошептал Элерик в ответ.
Маккейбу показалось, что девушка улыбнулась, но все вокруг было, как в тумане, поэтому он был не совсем в этом уверен. Смутно сознавая, что она уходит, раненый хотел остановить ее, но у него не было сил. Через минуту Кили вернулась и поднесла к его губам кубок с прохладным напитком.
Напиток оказался горьким на вкус, и Элерик закашлялся, но Кили, приподняв его, заставила осушить все до капли, оставив небольшой выбор — либо проглотить зелье, либо задохнуться.
Покончив с этим, она в очередной раз осторожно уложила раненого на подушки и провела рукой по его лбу.
— А теперь спи, воин.
— Не покидай меня, ангел. Когда ты рядом, я не чувствую боли.
Послышался шорох, и Кили, такая мягкая и теплая, прижалась к Маккейбу всем телом с противоположного от раны бока, защищая от прохлады, которая постепенно наполняла комнату.
Элерик купался в сладком аромате, и близость Кили снимала жар и успокаивала жгучую боль. Его дыхание становилось ровнее, по мере того, как он все глубже погружался в сон. Боже, у него был свой милый, добрый ангел, который прилетел, чтобы уберечь его от адского огня.
Чтобы Кили вдруг не исчезла, Элерик обнял девушку; и прижал к себе, затем, повернувшись к ней лицом, почувствовал, как ее волосы щекочут ему нос. Успокоившими со счастливым вздохом он провалился в вязкую темноту.
Кили оказалась в затруднительном положении. Крепкая, как сталь, рука воина сжимала ее талию, словно капкан. Она провела в таком положении уже несколько часов, надеясь, что, впав в глубокий сон, раненый наконец ослабит хватку. К сожалению, этого не произошло, и ей ничего не оставалось, как лежать неподвижно, прижимаясь к нему всем телом.
Она чувствовала каждый вздох воина и каждое движение. Его лихорадило, и дрожь то и дело пробегала по телу. Иногда он что-то бормотал во сне, и Кили нежно поглаживала его по груди и лицу, пытаясь успокоить.
Кили нашептывала ему всякую чепуху нежно, как ребенку. Стоило ей заговорить, как воин тут же успокаивался и засыпал.
Она положила голову ему на плечо и прижалась щекой к груди. Наверное, это грешно — вот так наслаждаться простой близостью с незнакомым мужчиной, но свидетелей не было, а Бог, несомненно, простит ее, если она спасет раненому жизнь.
Кили посмотрела в окно и поморщилась. Опускались сумерки, и с каждой минутой становилось холоднее. Ей придется встать, чтобы опустить штору и подбросить дров в огонь, иначе ночью будет холодно.
И потом, надо было позаботиться о лошади, если она еще не убежала. Мужчина может прийти в ярость, обойди она вниманием его коня. Воин скорее простит невнимание к своим ранам, чем пренебрежительное отношение к своему боевому другу. Что делать, у мужчин свои приоритеты!
Со вздохом сожаления Кили попыталась освободиться от железного хватки незнакомца. Непростая задача, ибо тот, судя по всему, был человеком очень сильным.
Даже во сне он недовольно морщился и так бранился, что у Кили зарделись щеки и запылали уши. В конце концов она выиграла битву — ей удалось сбросить его руку и откатиться в сторону.
Поднявшись на ноги, Кили потянулась, разминая затекшие мышцы, затем подошла и опустила тяжелую меховую штору, закрепив ее по бокам. Поднялся ветер и гулял теперь по крыше, посвистывая сквозь щели в потолке. Неудивительно, если скоро выпадет снег.
Укутавшись в теплую шаль, Кили вышла во двор и огляделась в поисках коня. К своему удивлению, она обнаружила, что он стоит у окна, как будто желая убедиться, что с его хозяином все в порядке.
Кили потрепала коня по шее.
— Вряд ли я смогу позаботиться о тебе должным образом, у меня даже сарая нет, чтобы укрыть тебя от непогоды. Может быть, переночуешь на улице?
Конь фыркнул и замотал головой, выпуская из ноздрей теплый пар. Это было крупное, сильное животное, которое могло вынести и не такие тяготы. В любом случае она не могла завести лошадь на ночь в дом.
Хлопнув коня по крупу. Кили пошла за топливом, чтобы поддержать огонь в печи. Дров
