— Я кажусь посмешищем! Меня словно за ручку, поведут…
— Именно! — грозно перебивает Рааштор свою дочь. — Ты давно должна была понять, что никто не поверит в тебя сразу же после того, как твои глаза нальются кровью!
В какой-то момент Рааштору кажется, что он разговаривает не с дочерью, а с сыном, которого у него никогда не было и, возможно, уже не будет[27]; ведь именно на такие темы отцы говорят со своими сыновьями: о сражениях, о силе, об охоте.
— Цааха, — начинает он уже мягче, — быть может, ты будешь доказывать свою силу остальным всю жизнь, а, может, одно сражение покажет тебя так, что больше ни один шиагарр не посмеет сомневаться в том, что женщина может быть воином наравне с мужчиной. Ты выбрала нелегкий путь, зная, что будет тяжело, но не зная насколько. Нельзя надеяться на то, что каждая новая победа будет абсолютной. Каждая победа — лишь маленький шаг.
Ответом на речь Рааштора, служит лишь тяжелый вздох дочери.
— Мне тяжело держать это в себе, — начинает Цааха, но отец снова перебивает.
— Для этого и существует Большая Охота. Чтобы воин был воином. Чтобы у него была борьба, были победы. Если отнять все это, он начнет переносить свой гнев на свою семью и свой народ. Как сейчас делаешь ты, Цааха. Имей терпение, твои победы никто не отбирает, как не отбирает возможности к их достижению.
Цааха пристыженно склоняет голову, принимая правду отца, а затем поднимает взгляд к его глазам и произносит слова прощения. В лицо. Ровным голосом, как подобает настоящему воину Хаганши.
Глава 15
Лифантия
Дождь снаружи кажется таким же серым, как и небо; как серые тучи, что растянулись над головой. Здесь же, на выступе горы Адамант, Лифантии кажется, что небо ближе, чем земля. Он всегда верил, что размышлять лучше именно в подобном месте. Вдали от земли, вблизи от неба.
Укрывшись черными крыльями от дождя, но позволяя его каплям касаться лица, Лифантия равнодушно всматривается в долину, которая с такой высоты выглядит как лоскут зеленой ткани.
— Я знала, что могу найти тебя здесь.
Лифантия ожидал услышать этот голос; ведь обладателя выдал шорох еще несколько мгновений назад. Шорох, который можно расслышать, только в тишине дождя.
— Ты всегда знаешь, где меня найти, — шепотом отвечает Лифантия, сжимая опущенную ему на плечо ладонь Лиррии. — И обычно, в такие моменты, ты хочешь поговорить о чем-то серьезном. Я прав?
Лиррия улыбается словам мужа, зная, что тот не видит улыбки на ее губах, но точно чувствует в образовавшейся паузе.
— Ты уже все решил для себя и всех нас? — отвечает Лиррия вопросом на вопрос, и рука мужа сразу же сжимает ее ладонь немного сильнее. — Ты хочешь начать войну с народом, который превосходит нас во всем.
— Во всем, кроме веры, — произносит Лифантия голосом холодным, как дождь. — Мы едины и крепки, а они разделены размерами крыльев и горстками золота. И мы не одиноки. У нас есть друзья.
— Отшельники? Шиагарры? Змеиные племена ушли, как только осознали свое поражение и, быть может, уже забыли о существовании шейдим. Отшельники же покинули родные земли, поняв, что не имеют достаточно сил, чтобы бороться против устоя, созданного архонтом и Тенями. Почему же мы не можем уйти также, как шиагарры, как отшельники? Место в этом мире хватит всем.
Лифантия поворачивает голову в сторону жены, а затем вытирает с лица капли дождя.
— Нас всех объединяет одно — мы все бежали. Хегальдины побеждали каждого поодиночке. Но если мы объединимся, то сможем положить конец эре их правления. Мы сможем начать новую эру, где шейдимы будут жить с шиагаррами, как соседи, как друзья. Как братские народы, объединенные пролитой кровью в войне за свою свободу. За свободу без страха перед пернатыми.
— Шейдимы и шиагарры? А как же другие хегальдины? Или ты хочешь уничтожить каждого, чьи крылья имеют перья? — Рука Лиррии выскальзывает из пальцев Лифантии. — Каждую женщину, ребенка, каждого мужчину, который только находится за стенами Эрриал-Тея?
— Рано или поздно все хегальдины станут шейдимами. Ты сама видела, как быстро хегальдины, попавшие к нам, перерождаются. — Лифантия встает с камня и, заложив руки за спину, подходит ближе к краю выступа. — Ты неправильно мыслишь, когда слышишь слово «война». Это не значит, что я соберу войско и сразу же отправлюсь с ним к стенам Эрриал-Тея. Хегальдины чувствуют себя в безопасности, для них нет напастей худших, чем собственные законы и собственная вера. Разделение на «серых» и «летунов». Вот их борьба. Их слабость. И мы ею воспользуемся. «Летуны» жаждут разнообразия и не знают куда себя деть, а многие «серые» готовы на все ради крыльев. Я уверен, что вся власть принадлежит исключительно Теням архонта. Хороший советник, это, по сути своей, управленец, который принимает все важные решения, но ответственность переносит на другого. И если этот кто-то другой не понадобится, его заменят, но приказы останутся прежними. Архонт будет поддерживать Теней до последнего вздоха, ведь его место в иерархии правления зависит от них. Все высшие чины будут, в свою очередь, поддерживать архонта, ведь их теплые места в Эрриал-Тея зависят от него. Их крылья зависимы от этой системы. Единственные, кто независим — это «серые». И мы должны воспользоваться таким…
Шумный вздох слышится за спиной, и Лифантия снова ловит себя на том, что, говоря о предстоящих планах, он перестает замечать происходящее за пределами сознания. Но сейчас запоздалое ощущение прохлады вновь ощущается на лице; Лифантия прикладывает ладонь к влажной скале, чтобы впустить в себя чуть больше реальности.
— Детей ты тоже хочешь вмешать во все это? — спрашивает Лиррия сухим голосом.
— Сэйя и Баббар сами решат: вмешиваться им или нет. Они уже взрослые и указывать я им не могу. Если изъявят желание, я возьму их с собой. Быть может, кто-то из них, в будущем, поведет
