Именно так, высокопарно и подобострастно, говорил воевода с прекрасной Ольгой, которая не обнаруживала в словах красноречивого воеводы и толики лицемерия. Излишняя набожность, перекроившая ее душу в последнее время, мешала ей разглядеть лесть и двойное дно в велеречивых вельможах, угодливых боярах и неверных рабах. Свенельд казался ей чрезмерно внимательным и очень услужливым, ненавязчивым. Она знала о разногласиях воеводы с мужем, но не предполагала о той пропасти, которую способна вырыть зависть…
Свенельд смеялся так заразительно, трепля малыша за щечку, так по-доброму умилялся, что развеял всяческую тревогу любящей матери и убедил ее, что истово блюдет безопасность наследника и государства. Прощаясь, воевода сообщил, что навестит княжну еще раз, но надеется, что к тому времени войско вернется из победоносного похода.
Воевода полагал, что смерть венценосного детеныша от руки древлянской изменницы-рабыни в отместку за унижение ее отца – правителя Коростеня будет выглядеть вполне логично и достоверно. Гибель детеныша станет невыносимым ударом для молодой династии. Игорь его не переживет. Хоть исполнительница этого гнусного злодеяния и будет казнена прямо на месте преступления!
Жизнь Малуши ничего не стоила. Свенельд верно все просчитал. Путь к безграничной власти всегда лежит через убийство. Иногда через убийство ребенка. Вдруг он подумал: а что если кто-то когда-нибудь посягнет на жизнь его очаровательного карапуза Люта? Нет, это уж слишком. Как же иногда сентиментальны бывают мужи, когда речь заходит о детях…
Глава 22. Пожар
Дрема заволакивала глаза красавице-княжне, за ставнями посвистывал ветер, отбивая неровный ритм редкими каплями дождя. Капельки оставляли круги на водной глади Днепра совсем недолго и даже не смутили ночных купальщиц. Скоро тучу отогнал южный ветер, не дав разразиться грозе и оставив на улочках лишь свежесть и аромат напитавшейся влагой хвои.
В такое время спится легко и долго. Смотреть на маленького княжича, любоваться им было сущим блаженством. Ольга читала про себя заученную наизусть молитву покинувшего Киев отца Фотия и невольно засыпала. Ключница Малуша, кажется, хотела что-то спросить, но это было не срочно. Дела подождут.
Ветер сменил направление и немного усилился, размахивал своими косами в разные стороны. Он разворачивал флюгера на пиках башен то на юг, то на север. Такими же были и вести. Слухи доходили разные.
Кто-то из прибывших давеча из ромейских земель купцов рассказывал о великой победе русов, а кто-то опускал глаза, предпочитая молчать, дабы не прогневать хозяев здешних земель или не взболтнуть чего лишнего да пострадать за сказанное. Варяги ведь прослыли скорыми на расправу. Могли и на кол посадить!
В какой-то момент истома накрыла сознание. Ольга на мгновение отключилась, но скоро открыла глаза и вновь увидела ключницу, копошащуюся в дальнем углу. Гремела связкой неугомонная. Вечно Малуше есть что прибрать, есть какая-то срочность найти давно забытую вещь, снести в починку сломанное веретено или прохудившуюся корзину… Она и сама мастерица сплести огромный сундук или скорее всех служек намотать клубок шерстяной пряжи. Ольга лишь подумала о своей расторопной помощнице и провалилась в сон снова, закрыв глаза надолго…
Малуша склонилась над люлькой с крохой Святославом, не решаясь сдвинуться с места. Возможность представилась. Фатум диктовал единственное действие, не оставляя выбора. Этот выбор можно было ненавидеть, но идти именно по этой тропе казалось неминуемой участью немилосердной судьбы.
Малыш спокойно взирал на служанку, хлопая голубыми глазами. Застывшая истуканом Малуша встряхнулась и вытерла пот со лба. Она оглянулась на княжну – быть может, в надежде, что та шевельнется, проснется, накажет, пусть даже казнит, но не будет после на сердце тяжелого камня. Не обременится душа похищением и гибелью невинного чада, даже если этот отпрыск великих и грозных правителей спустя какое-то время станет еще одним притеснителем ее племени. Сейчас он был беззащитен, забавен и пах, как молоко…
Тут он улыбнулся, и Малуша снова замерла, приготовившись то ли к броску, то ли к бегству. Сердце колотилось как скандинавский барабан, отсчитывающий команду «навались» для чужеземцев и ее сородичей, ставших гребцами варяжских драккаров.
Гомон с улицы прервал терзания Малуши. Со двора донесся лай собак, а со сторожевой башни раздался сигнал о происшествии.
– Что там? – проснулась княжна, не удивившись, что застала Малушу у люльки с сыном.
– Не ведаю, княжна… – испуганно произнесла ключница. – Пожар, кажется. Горит христианская церковь, твоя церковь, матушка…
Ольга наспех оделась и стремглав помчалась к месту пожара. Действительно, кто-то подпалил недавно выстроенный из сруба скромный приход ромейской веры, что соблаговолил учредить в Киеве толерантный к причудам любимицы Вещий Олег. Никто не спорил с принятым князем-регентом решением, не возражал стройке, но Ольга знала, что не всем по нраву увеличивающаяся христианская паства.
– Ромея-черноризника зарубили топорами! – сообщил привратник-славянин из новообращенных подоспевшей к горящей церквушке матушке-покровительнице. – Убили и кинули прямо у алтаря, а затем бросили факел, чтобы скрыть убийство. А там березовый сруб! Горит, как смола! Кто убил – не разглядеть в кромешной-то тьме, но по всему было видно, что воины в дорогих варяжских кольчугах, знатные… Не губи, княжна, тебе только сказал. Боюсь, как бы не истребили меня с бела света за то, что застал злодеев за их черным деянием…
Выслушав свидетельство, Ольга принялась энергично тушить пожар, собственноручно принимая ведра с водой у ободрившихся с ее появлением христиан и сочувствующих. При хозяйке была и Малуша, прихватившая из княжьего подворья коромысла.
До прихода княжны все стояли как вкопанные, опасаясь приступать к тушению, ведь соглядатаи Свенельда находились здесь с самого начала, и молча взирали на разрастающийся огонь. Ничего не предпринимая.
Сам воевода Свенельд прибыл позднее, когда строение окончательно превратилось в пепелище.
– Княжна, не утруждай себя бесполезным, – теперь уже властным тоном увещевал Свенельд. – Мы собьем спесь с поджигателей. Уверен, сие учинили древляне. С недавних пор они во главе с покушавшимся на твоего мужа Домаславом обитают в соседних лесах, привлекая на свою сторону всех недовольных. Бунт разрастается. До сегодняшнего дня разбойники совершали вылазки на наши обозы, но теперь обнаглели до крайности.
– Привратник видел людей в варяжских кольчугах и с топорами… – высказала свое подозрение княжна.
– Этот пьяница разглядел их лица? – насторожился воевода.
– Он отдал себя в руки Господа и перестал пить… Но лиц он не видел, – с сожалением ответила Ольга.
– Тогда его слова ничего не стоят. Мало ли что ему померещилось от страха. Говорю тебе, это древляне убили монаха-ромея и сожгли твою церковь, – повторил свою версию воевода.
– Откуда тебе знать, что монаха убили? – поймала его на слове княжна.
– Так об этом всему Киеву уже известно! – не растерялся
