В подземной комнате, из которой, в разные стороны «разбегались» сразу несколько ходов, было как в склепе. Воздух спертый, тяжелый. Сырость. Здесь уже не было обложенных кирпичом сводов. Что над головой, что под ногами, ходы вырубались в мягком известняке и были достаточно просторны. Куда же дальше-то? Остановившись, стал вспоминать, как шли. И это только начало пути. А что с ним дальше будет? Кажется самый правый туннель, остальные чисто для выработки камня проложены.
Ход пошел на сужение, в одном месте пришлось пробираться почти ползком, потом ход «вырос», и Лиходеев шел лишь слегка согнувшись. К температуре катакомб стал привыкать. Не намного прохладней, чем на поверхности, зато на макушку не каплет. Шел, часто тыкаясь ладонями о стены, цепляясь то плечом, то локтем. Свет факела таял в убегающей в неизвестность таинственной темноте, к которой глаза так и не хотели привыкать. Не раз и не два лицо попадало в липкую сеть паутины, и это было так неприятно, что даже сравнивать ощущения не с чем. Тъфу-фу-фу-у! Вот опять лицо оказалось в тенетах паучьей ловушки. А-а-чхи-и! И, и, и пыли на ее нитях. А-а-чхи! Иногда под ногами что-то неприятно похрустывало. Лиходееву казалось по костям идет. Страшновато. Вдруг заблудится и вывести некому. Останется навечно в темных коридорах, став неприкаянным привидением. Время замедлило ход. Сколько он уже идет? Наверное долго. Пора передохнуть, заправиться съестным. Главное не раскисать, не поддаваться панике и дурным мыслям, тогда все получится. Два раза проходил лабиринт и ничего. Как говорится, бог троицу любит.
Лиходеев подперев спиной стену, уселся прямо в проходе, поел, уложив недоеденное обратно в матерчатую суму у бедра. К итогу подошел третий факел, он последний раз пыхнул и погас. Следовало ожидать, выгорел. Но не в пример прошлому разу, светильным инструментом запасся по самое не балуй. Температура воздуха была как в холодильнике. Даже продрогнуть слегка успел. Запалил новый факел, двинулся дальше. Правильно идет, однако. Вот и набросанные по проходу камни и щебень. Это они с Гораздом и шведом еще в первый приход разбросали, чтоб лаз расширить. Пролез узкую нору, почувствовал как испачкал в сырую меловую субстанцию ладони рук, выбрался на более просторную часть перехода. Как-то так и было. Наконец-то встал во весь рост. Теперь только прямо, или… Нет, только прямо. Тянувшийся ход несколько раз пересек пару перекрестков и расходясь вывел в галерею. Сверху от¬четливо слышалось цоканье лошадиных копыт, а то и голоса. Неужели пронесло? Аж не верится, что смог добраться!
Эйфорию нарушил удар в лоб. Ё-ё-о! Сам виноват, башкой приложился о притолоку перехода. И тут же встал как столб, даже факел опустил книзу. С ударом и короткой болью, вдруг всплыло четкое воспоминание прошлого.
Он стоит в этом же переходе и голос Луки в голове, вещает:
«Когда я в прошлый раз здесь был, под сводами подвалов Добрыня с одним из бояр встречался. Тот купцу полный расклад по обороне города давал. Человек лицо под плащом прятал, а имен не называлось. Лишь на правой руке у него, когда плащ поправлял, видел от большого пальца, в рукав тонкий шрам тянется, едва заметный».
Вот оно! Тонкий шрам. Дурак! Как же он все это забыл? Ведь это у боярина Вадима, мать его так, на правой руке едва заметный шрам имеется. Ну, идио-от! За очередным поворотом взору предстали четыре проема оваль¬ной формы, закрытые решетчатыми металлическими дверями, на которых висели массивные замки. Вот и подземный склеп. Теперь коридором на подъем к поверхности. Совсем немного пройти осталось. Дверь. Отодвинув засов на такой же как и раньше дубовой двери вышел в следующую галерею. Это уже детинец.
Поднявшись по каменным ступеням, через дверь выглянул из подвала на пустовавшее подворье. Моросящий дождь и пронизывающий ветер убрали лишних видоков с его пути. Дышать стало легко, вот только влага добавила озноб в тело после перепада температуры среды. Судя по всему, пока шел, утро превратилось в вечерние сумерки и это как никогда радовало и грело душу.
Дворец он знал, как собственный дом. Много раз приходилось бродить по самым потаенным уголкам жилища князей Курских, поэтому был уверен, что если потребуется, без проблем пройдет его на сквозь. Нужно только ночи дождаться, а уж там… Что-то послышалось за спиной и словно ветерком обдуло. Резко пригнулся, делая шаг в сторону, при этом оборачиваясь назад. Никого! Глюки что ли, после подземных коридоров? Поморщился. Помотал головой. Привыкшие к темноте глаза, воспринимали помещение перехода в цоколь детинца, контурами серого цвета.
Однако как же ему не нравился сквозняк за спиной, вернее его внезапные наплывы в кромешной темноте. Отвлекшись от созерцания подворья, почти на ощупь высек искры на трут и запалив факел, укрепил его у дальней стены комнаты. Пусть светит, ему спокойней будет. Уже стоя на своем посту у выхода из цоколя, оглянулся, натыкаясь на вырванное из сумрака, освещенное пустое пространство, вздохнул с облегчением. Нервы! Снова перевел взгляд на подворье. Дождь моросить перестал, но народу не прибавилось, хотя челядь с десяток раз попадалась на глаза, пробегала по каким-то своим делам. Н-да! Помнится в былое время, когда Егор только поступил на княжью службу, дворец напоминал скорее тусовку в районном доме культуры. Совсем еще молодой Изяслав, не так давно женившийся, весь в процессе подготовки к свадьбе одной из сестер, неумолкаемый гам сотен людей по всему детинцу, громкая музыка…
– Ба-атюшки све-еты!
Несмотря на знакомый голос, Лихой прислонившись спиной к стене, успел встать в защитную стойку и озаботиться наличием
