– Никак сам Лихой нас своим посещением почтил! Лестно! Лестно!
– Хватит прикалываться, засранец домашний, появляйся уж!
Словно из ниоткуда, перед глазами появился малорослый старик, весь покрытый теплою, косматою шерстью. Улыбаясь невеселой, кривой улыбкой, домашняя нежить дворцовых покоев, подвинулась к пришлому.
– Привет Батан.
– Привет-привет! Ну и где ж ты раньше был, когда кормилец живым обретался?
Вот же зараза злокозненная, скаредная, шустрая и хитрая. Сколько помнит его, заботу проявляет только о своем доме и на все остальное ему плевать. Характер скверный, невзлюбит кого, изводить проделками будет.
– А ты меня не страми! Небось помнишь, как два года тому, меня твой кормилец словно сраного кота из дворца и со службы удалил? Зато боярина Вадима настолько приблизил, что тот себя чуть ли не вторым хозяином Курска чувствовал. Тогда ты про это не думал?
– Зачем пришел? – обидевшись на отповедь, насупившись, спросил домовой.
– Хочу с князем Святославом по-свойски покалякать, да княгиню с малым из этого паучатника забрать. Вот сейчас окончательно стемнеет и пойду.
– Глаза стороже отводить будешь?
– Знаешь ведь, что не умею этого делать.
– По известным тебе ходам-выходам не пройдешь.
– Значит через крышу полезу.
– Э-хэ-хэ! Держись за мной, проведу. Только ничему не удивляйся.
– Договорились.
– Куда сначала?
– Для начала князь.
Наружная входная дверь вдруг открылась и с грохотом захлопнулась. Стоявшие у входа княжеские гридни загомонили, не понимая, почему так случилось, вертя головами, осматривали окрестности, готовы были броситься на любую цель, попавшую в поле зрения. Домовой дело знал. Нежить хозяйская, отвел глаза десятку воев, дежуривших у входа на задворках дворца. По всему выходило, сквозняк разгулялся. Осень!
– Что там у вас, Ларс? – прорезался голос откуда-то изнутри коридора, скорее всего десятник интерес проявляет, уж слишком громко дверь бухнула.
– Косорукий! – прошелестел едва слышный голос домового.
Здесь он прав. Промашка Лиходеева. Но кто ж знал…
– Все в порядке, Золмунд. Ветром открыло дверь, – громко отчитался перед командиром скандинавский воин. – Все хирдманы на местах.
– Хорошо! Устал как пес на цепи, скоро сменят, тогда и эля выпьем.
– Пиво не эль, десятник. В нем остроты и горечи не хватает.
– Ничего. Мне сейчас в глотку и пиво сойдет. Скажи Дагфинну, пусть прогуляется до конюшни. Что-то на душе не спокойно.
– Так дождь!
Лиходеев уже за спиной расслышал возмущенный голос еще одного из бодигардов и грозный выпад начальства.
– Дождь кончился, лапландец! Протряси кости, внутрь заглянуть не забудь.
Между тем, следуя за мелким пакостником, прошел между двух нурманов, стоявших друг, напротив друга. Один из них, посмотрел ему прямо в глаза. При этом сердце лихого показалось ухнуло вниз, рука потянулась к чакре, а мысль подсказала, как сподручнее полоснуть по шее.
– Не балуй! – прошелестел голос домовика, а маленькая ручка ухватилась за указательный палец правой руки, потянув его к низу. – Пройдем!
Взгляд воя соскользнул с Лихого.
– Что там Золмунд раскричался, опять перед сменой лютует?
Пустые глаза не соответствовали вопросу, бездумно, медленно витали по стене, не осознавая, чего хотят увидеть. Напарник состоянием земляка не заморачивался.
– Ха-ха! Десятник не ровно дышит к лопарям, не любит их дюже, так что, не повезло лапландцу.
Прошли зал приемов, внутреннюю караулку дворца. По широкому коридору подошли к трапезной. У окна, напротив двери в помещение для приема пищи и посиделок с боярами и старшими дружинниками, коротали время четверо охоронцев, шепотом изъясняясь на посторонние темы. Домовой подергал за рукав рубахи, зашептал:
– Здесь он, за дверью. Уж второй день никого видеть не желает, только вином наливается. Чтоб он ним захлебнулся, проклятый!
– Как бы внутрь попасть?
– Дождемся, когда ему новый кувшин с пойлом константинопольским понесут, тогда и зайдешь. Только я здесь подожду. О! Смена никак! За портьеру лезь. Люди новые, не уставшие. Береженого, как ты там рек, я помню, бог бережет.
– А не береженого, конвой стережет.
Смена прошла быстро. На дежурство заступили славяне. Прибывшие с неохотой пообщались со скандинавами и те гурьбой удалились восвояси. Нежить снова тронул Лиходеева.
– Иди!
Дородный мужик на широком, круглом подносе нес кувшин и пару тарелок со съестным, исходившим одуряющим запахом хорошо приготовленного мясного. Рот как по команде наполнился слюной. Блин! Прямо собака Павлова, а не воин-летучая мышь. С кошачьим проворством «перетек» за дверь, прямо за спиной повара, в движении ненавязчиво сместил в стороны стоявших перед нею двух шкафоподобных бородачей в бронях с мечами и щитами в руках. Бдят! Смена в самом начале, сил хоть отбавляй. Выпал из виду, шмыгнув за огромный полог плотной ткани, защиты от сквозняков. Теперь домовика нет, отвести глаза некому.
– Поставь на стол, Иван! – распорядился князь не поворачиваясь к двери. – И пошел вон.
Егор, невидимый для глаз Святослава, занятого только тем, что пил терпкое, сладковатое вино, ногами обутыми в сапоги карабов, без каблуков, с подошвой мягкой, но толстой кожи, прошел по доскам широкой и длинной комнаты, способной уместить не один десяток людей. Застыл за широкой спинкой кресла, упер взгляд в седую макушку княжеской головы.
С глухим стуком поставив выпитый бокал на стол, Святослав в голос хмыкнул и неожиданно для Лихого, подал голос.
– Долго же ты шел! Я уж думал что не дождусь.
Ничего себе! Так бывает, что хищник попадает в капкан, даже при всем том, что ощущает его задолго до того места, где он поставлен. Святослав был воином, долго прожил, долго правил государством, и не раз ощущал ветер смерти у виска, боялся этого состояния, оттого и был всегда предельно осторожен, вот и сейчас, казалось, спиной почувствовал опасность. Нет, не шорох, не движение воздуха, почувствовал бесстрастный взгляд, холодный и расчетливый. Такой взгляд он видел в Диком поле, и у ведунов на Руси, когда ходил походом усмирять в непроходимых лесах взбунтовавшееся племя северян, и у заговорщиков, пытавшихся убить, сместить и усадить
