Не лето, поэтому на ночевки старался вставать на постоялых дворах и в деревеньках. Хорошо мошна позволяла не бедствовать. Как не тяжела выдалась дорога в распутицу, но до земель Переяславского княжества добрались. Почти на самой меже границы въехали в большой населенный пункт, можно сказать имевший претензию называться городком. Чувствовалось, что воинский контингент службу знает. По тревоге трое крепостных ворот запирались, вои по колокольному звону занимали свои места на стенах крепости. Гарнизон погоста состоял из двухсот дружинников наместника князя и пяти сотен ополченцев, собиравшихся в боевой кулак если на городище вдруг свершится набег. В дружине служили свои и пришлые инородцы запродавшие свой меч нынешнему хозяину княжества, крещенные и славящие родных богов. Служили даже хазары, предки которых ушли из родных степей после разгрома Каганата. Они селились своими семьями за чертой погоста, в отведенных для них слободах. Половы нет-нет, да и навещали погост. Впрочем, степные конные лучники вряд ли были столь уж грозными при обороне высоких стен, как принято считать. Отогнать половцев силами гарнизона невозможно, но и те без поддержки бродников могли лишь пограбить посад, да еще слободки, потом разойтись со славянами краями, вернувшись в степь или двинувшись вглубь Руси. Хорошо обученная дружина, вооруженная длинными копьями, в рядах которой находились стрелки, а еще и собранное ополчение, для них было трудно преодолимо. Другое дело княжеские распри, когда к погосту подходило воинство таких же славян. Мечи, секиры и копья пеших ратников не могли нанести серьезного ущерба бронированным всадникам, сошедшим с седел и вместе с пешцами двинувшимися на штурм укреплений, создавало напряженность. И стоило некоторым из них прорвать первые ряды пехоты на стене, как той оставалось лишь с честью погибнуть. Поэтому очевидно, что набранные «с бору по сосенке» ополченцы не могли рассчитывать на успех в схватке с великолепно подготовленными вояками, каждый из которых в совершенстве знал «свой маневр». Пехота, занявшая укрепление, успешно отражала атаки легкой и тяжелой конницы, а на равнине становилась добычей и тех, и других. Дружины гридней, громили пехоту и легких конников, но лишь при определенных условиях: первых – в чистом поле, а вторых – если те почему-то не могли маневрировать и рассредоточиваться, уходя из-под удара.
Городок за крепостной стеной стал образовываться еще два века тому, был небольшой и чистенький. Он производил приятное впечатление опрятными прямыми улицами, красивыми зданиями. Дорога через основные ворота вела к площади, там стояла церковь, а от нее дорога вела к воеводскому двору, присутственным местам, торговым рядам, постоялым дворам и купеческим лабазам. Родноверческое капище вынесено за три поприща от погостной черты, в дубраву, что вздымалась на высоком берегу реки. От долгих проливных дождей, река выступила из своих берегов и стремительным напором волн поломала мосты, плотины и мельницы. Не пройти, не проехать. Смерды по простоте душевной думают, что это водяные подпили на свадьбе, предались буйному веселью и пляскам в своей гульбе разрушили все встречные преграды. Лиходеев улыбнулся дикости нравов приграничного захолустья. Рассказывают, что однажды рыбаки вытащили в сетях ребенка, который резвился и играл, когда его опускали в сетях в воду, но томился, грустил и плакал, когда приносили в избу. Ребенок оказался детищем водяного, рыбаки отпустили его к отцу с условием, чтобы тот нагонял им в сети как можно больше рыбы, и это условие, вроде как было соблюдено.
Егор отпил пива из глиняного горшка, охотно закусив его жареной речной рыбой. Нда! Видно надолго застряли. Дожди подняли уровень воды в реке и тем самым сделали брод непроходимым, а моста через реку здесь отродясь не было.
Откинувшись спиной к стене, прислушался к разговорам народа, по случаю ливня на улице, собравшемуся в кружале попить хмельного и потравить байки. Особенно распалялся смерд в кругу рыбачьего коллектива. Вещал, привстав из-за стола:
– … завидев, что река несет мертвое тело, втащил утопленника в лодку, так энтот мертвец вдруг ожил: вскочил, захохотал и бросился в пучину. А я дивлюсь, порты-то мокрые!
– А-ха-ха! – веселился народ.
– Это так над тобой Водяник.
– Ну?
– Вот те и ну-у! А неча рыбы больше чем потребность была, брать. Скаредный ты, Спиря!
– Да я…!
Тут слово взял седенький, видно, что умудренный годами прожитых лет мужичок.
– Обыкновенно дед Водяник ездит на соме, а потому в некоторых местностях рыбу энту, чертовым конем прозывают, и есть ее не моги. Траванесси! Однако пойманного сома не следует и бранить, чтобы не услыхал водяной и не вздумал отомстить за него.
– Ой, да ладна-а! Едали мы и сомов!
Так, понятно. Пора двигать из кружала. Градус выпитого у народа повышается, а громкость голосовых связок увеличивается пропорционально выпитому. Так и до внутренних разборок скоро дойдет. Егор расплатившись с подавальщицей, запахнув плащ, вышел под дождь.
Пытаясь проскочить побыстрей к постоялому двору, в котором остановились, вдруг встал столбом, не обращая внимания на холодные струи дождя, полоскавшие все, что не находилось под крышей. С караульной башни ударили в колокол. Людей стало прибавляться
