– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Себя…
– Как так?
– В том, что сделал выводы слишком быстро.
– Так не поторопиться ли вам в Лондон проверить эти выводы?
– Превосходный совет, мисс Гаррисон, – сказал Холмс, выпрямляясь. – Думается, Ватсон, это самое лучшее, что мы можем сделать. Не поддавайтесь обманчивым надеждам, мистер Фелпс. Дело крайне запутанное.
– Меня будет снедать лихорадка ожидания, пока я не увижу вас снова! – вскричал дипломат.
– Ну, я приеду с тем же поездом завтра, хотя более чем вероятно, что выводы мои окажутся отрицательными.
– Господь да благословит вас за ваше обещание приехать! – воскликнул наш клиент. – Мысль о том, что хоть что-то предпринимается, вдыхает в меня новую жизнь. Кстати, я получил письмо от лорда Холдхерста.
– Ха! И что же он пишет?
– Тон его холоден, но не суров. Полагаю, что причина в моей тяжелой болезни. Он вновь указал, что дело чрезвычайной важности, и добавил, что никакие шаги относительно моего будущего предприниматься не будут – под чем, разумеется, он подразумевает мою отставку, – пока мое здоровье не восстановится и я не получу возможности исправить свой промах.
– Ну, это разумно и великодушно, – сказал Холмс. – Идемте, Ватсон, нас ждет в Лондоне очень трудовой день.
Мистер Джозеф Гаррисон отвез нас на станцию, и вскоре мы уже сидели в портсмутском поезде. Холмс погрузился в размышления и не открывал рта, пока мы не проехали Клэпемский железнодорожный узел.
– Очень приятно возвращаться в Лондон по высокой насыпи, так что можно смотреть вот так на дома сверху.
Мне показалось, что он шутит, потому что вид открывался самый отталкивающий, но он тут же пояснил свою мысль:
– Посмотрите на эти обособленные скопления огромных несуразных зданий, встающих над шифером, будто кирпичные острова в свинцовых морских волнах.
– Школы в ведении местных властей.
– Маяки, мой мальчик! Маяки будущего. Коробочки с сотнями крохотных многообещающих семечек в каждой, из которых вырастет Англия будущего, мудрее и лучше нынешней. Полагаю, ваш Фелпс не пьет?
– Вряд ли.
– Я тоже так думаю. Но мы обязаны учитывать каждую возможность. Бедняга, бесспорно, угодил в петлю, и вопрос в том, сумеем ли мы его из нее вызволить. Как вам мисс Гаррисон?
– Девушка с очень сильным характером.
– Да, но и хорошая по натуре, или я очень ошибаюсь. Она и ее брат единственные дети фабриканта железных изделий где-то в Нортумберленде. Фелпс обручился с ней, когда путешествовал там прошлой зимой, и она приехала в Уокинг в сопровождении брата представиться его родителям. Затем случилась эта беда, и она осталась ухаживать за женихом, и братец Джозеф, которому здешняя жизнь пришлась по вкусу, тоже остался. Как видите, я уже приступил к независимым розыскам, и нам предстоит заниматься ими до конца дня.
– Моя практика… – начал я.
– Ну, если недуги ваших пациентов вам интереснее, чем дела моих клиентов… – буркнул Холмс с некоторым неудовольствием.
– Я собирался сказать, что моя практика может обойтись без меня день-другой, так как это самое спокойное время года.
– Превосходно, – сказал он, вновь обретая хорошее расположение духа. – Итак, мы займемся этим делом вместе. Полагаю, что для начала нам следует поговорить с Форбсом. Вероятно, мы сможем узнать у него все подробности, какие нам потребуются, пока не установим, с какой стороны следует подойти к решению этой задачи.
– Вы сказали, что какие-то подсказки у вас есть.
– Их у нас несколько, но определить их значимость мы сможем, только продолжив расследование. Преступление наиболее трудно для раскрытия, если оно бесцельно. А это бесцельным никак не назовешь. Кому оно выгодно? Имеется французский посол, имеется русский посол, имеется тот, кто может продать документ одному из них, и еще есть лорд Холдхерст.
– Лорд Холдхерст!
– Ну, нельзя исключить, что государственный муж может оказаться в таком положении, что не станет особенно сожалеть, если подобный документ будет случайно уничтожен.
– Только не государственный муж с безупречной репутацией лорда Холдхерста!
– Возможность остается возможностью, и исключать ее мы не должны. Мы повидаем благородного лорда сегодня же и узнаем, сможет ли он нам что-нибудь сказать. Ну, а тем временем я успел предпринять кое-какие шаги.
– Уже?
– Да. С вокзала в Уокинге я отправил телеграммы во все вечерние газеты Лондона. Вот это объявление появится в каждой из них.
Он протянул мне листок из записной книжки. На нем карандашом было нацарапано:
«10 фунтов вознаграждения за номер кеба, который высадил пассажира у двери Министерства иностранных дел на Чарльз-стрит или неподалеку от нее вечером 23 мая. Обращаться 221-б, Бейкер-стрит».
– Вы уверены, что вор подъехал в кебе?
– Если и нет, то вреда объявление не принесет. Но если мистер Фелпс прав, утверждая, что ни в кабинете, ни в коридоре укрыться негде, значит, проникший туда вошел с улицы. А если он вошел с улицы в такой дождливый вечер и тем не менее не оставил никаких влажных следов на линолеуме, который осмотрели несколько минут спустя, то, вероятнее всего, он приехал в кебе. Да, я полагаю, что мы можем логически предположить кеб.
– Звучит правдоподобно.
– Это одна из подсказок, о которых я говорил. Ну, и, разумеется, звонок, наиболее примечательный момент в этом деле. Зачем было дергать сонетку? Позвонил ли вор из бравады? Или позвонил кто-то, кто был с вором и хотел воспрепятствовать краже? Или это была случайность? Или это… – Он вновь впал в безмолвную сосредоточенность, которая предшествовала этим рассуждениям, но я, хорошо знакомый со всеми его настроениями, предположил, что ему внезапно представилась еще какая-то возможность.
Было двадцать минут четвертого, когда мы вышли из поезда и, быстро перекусив в вокзальном буфете, поспешили в Скотленд-Ярд. Холмс уже протелеграфировал Форбсу, и он ждал нас: невысокий мужчина с проницательным, но отнюдь не любезным выражением на хитром лице. Держался он с нами крайне холодно и стал совсем ледяным, едва узнал, что привело нас к нему.
– Я про ваши методы наслышан, мистер Холмс, – сказал он ядовито. – Вы используете все сведения, какие полиция может предоставить в ваше распоряжение, а затем пытаетесь сами раскрыть дело, а ее дискредитировать.
– Напротив, – сказал Холмс, – среди последних моих пятидесяти трех дел моя фамилия фигурировала только в четырех, а вся честь за раскрытие сорока девяти пришлась на долю полиции. Я не виню вас за то, что вы этого не знали, вы ведь молоды и неопытны, но если вы хотите преуспеть в исполнении своих новых обязанностей, вы будете работать со мной, а не против меня.
– Я буду очень благодарен за пару-другую намеков, – ответил сыщик, сразу оттаивая. – Безусловно, дело это мне пока чести не принесло.
– Какие шаги вы предприняли?
– За Танджи, швейцаром, установлена слежка. Он уволился из гвардии с хорошей характеристикой, и ничего против него нам найти не удалось. Вот жена его – скверная баба. Думаю, она знает об этом деле больше, чем говорит.
– Вы установили за ней
