– Прежде чем уехать, я хочу прояснить одну-две небольшие частности, – сказал он. – Ваше отсутствие, мистер Фелпс, в некоторых отношениях поможет мне. Ватсон, вы меня очень обяжете, если в Лондоне сразу отвезете нашего друга на Бейкер-стрит и останетесь с ним, пока я снова вас не увижу. К счастью, вы старые школьные друзья и вам будет о чем поговорить. Мистер Фелпс может воспользоваться комнатой для гостей, а я присоединюсь к вам перед завтраком, так как есть поезд, который доставит меня на Ватерлоо в восемь.
– Но как же наши расследования в Лондоне? – обескураженно спросил Фелпс.
– Мы займемся ими завтра. А пока, полагаю, я принесу больше пользы, оставшись здесь.
– Пожалуйста, передайте всем в «Шиповнике», что я надеюсь вернуться домой завтра вечером! – крикнул Фелпс, потому что поезд уже тронулся.
– Не думаю, что я загляну в «Шиповник», – ответил Холмс и ободряюще помахал рукой нам вслед.
Всю дорогу мы с Фелпсом обсуждали этот неожиданный поворот событий, но так и не нашли удовлетворительного объяснения.
– Полагаю, он рассчитывает отыскать что-нибудь, касающееся вчерашней попытки грабежа, если действительно это был грабитель. Что до меня, я не верю, что это был обычный взломщик.
– Так что думаете вы сами?
– Право, вы можете отнести это на счет моих расстроенных нервов, однако я думаю, что вокруг меня плетется какая-то сложная политическая интрига и по какой-то непостижимой для меня причине заговорщики покушаются на мою жизнь. Это смахивает на нелепую фантазию, но взвесьте факты! Зачем вор попытался бы залезть в спальню, где ему заведомо нечем было поживиться? И почему у него в руке был длинный нож?
– А вы уверены, что не ломик взломщика?
– Нет-нет, это был нож. Я совершенно ясно увидел, как блеснуло лезвие.
– Но почему вас преследуют с такой свирепостью? С какой стати?
– В том-то и вопрос.
– Ну, если Холмс разделяет вашу точку зрения, это объясняет его действия, не так ли? Предположим, ваша теория верна. В таком случае, если он сумеет схватить того, кто покушался на вашу жизнь вчера ночью, он далеко продвинется к разоблачению того, кто похитил военно-морской договор. Нелепо предположить, что у вас есть два врага: один похищает договор, за который вы несете ответственность, а другой угрожает вашей жизни.
– Но мистер Холмс сказал, что в «Шиповник» не вернется.
– Я знаком с ним порядочное время, – сказал я, – и пока еще ни разу не видел, чтобы он что-то делал без весомой причины.
Затем наш разговор перешел на другие темы.
Однако для меня день этот был тяжким. Фелпс, все еще слабый после долгой болезни и выпавших на его долю испытаний, был брюзглив и нервен. Тщетно я пытался заинтересовать его Афганистаном, Индией, общественными вопросами, ну, словом, чем угодно, лишь бы отвлечь от тягостных мыслей, он непременно возвращался к своему похищенному договору. Прикидывал, строил догадки, размышлял вслух о том, чем занялся Холмс, какие шаги предпринимает лорд Холдхерст, какие новости мы услышим утром. К концу вечера его возбуждение стало просто болезненным.
– Вы неколебимо верите в Холмса? – спросил он.
– Я был свидетелем его поразительных достижений.
– Но ему никогда еще не доводилось проливать свет на столь темное дело?
– Вовсе нет. Я видел, как он раскрывал дела, имея в распоряжении даже еще меньше каких-либо улик, чем сейчас.
– Но не тогда, когда речь шла о столь важных интересах.
– Не скажите. Мне твердо известно, что он действовал по поручению трех королевских домов Европы.
– Но вы его хорошо знаете, Ватсон? Он такой непроницаемый, что я просто не знаю, как его воспринимать. По-вашему, у него есть надежда? По-вашему, он рассчитывает на успех?
– Он ничего не говорил.
– Это дурной признак!
– Как раз наоборот. По моему опыту, когда он сбивается со следа, то обычно так и говорит. Вот когда у него есть улики, но он не до конца убежден в их достоверности, вот тогда он хранит молчание. Но, мой милый, давая волю нервам, мы делу не поможем, а потому ложитесь-ка спать, чтобы завтра на свежую голову услышать ожидающие нас новости.
В конце концов я убедил его внять моему совету, хотя и видел по его возбужденному поведению, что надежды уснуть у него маловато. Более того, его настроение оказалось заразительным, поскольку сам я полночи проворочался с боку на бок, ломая голову над этой необычной загадкой, сочиняя множество теорий, каждая невероятнее предыдущей.
Почему Холмс остался в Уокинге? Почему он попросил мисс Гаррисон весь день провести в комнате Фелпса? Почему он с таким тщанием позаботился, чтобы обитатели «Шиповника» не узнали, что он остается где-то поблизости? Я терзал мой мозг, пока не уснул в очередной попытке найти объяснение всем этим фактам вкупе.
Проснулся я в семь часов и немедля направился в комнату Фелпса, где нашел его совершенно измученного и обессилевшего после бессонной ночи. Он тут же спросил, приехал ли уже Холмс.
– Он будет здесь точно как обещал, – ответил я. – Ни минутой раньше или позже.
И мои слова полностью оправдались – вскоре после восьми к подъезду быстро подкатил кеб, и из него вышел наш друг. Стоя у окна, мы увидели, что его левая рука забинтована, а лицо очень бледно и мрачно. Он вошел в дом, но миновало время, прежде чем он поднялся наверх.
– У него вид человека, потерпевшего поражение! – вскричал Фелпс.
Мне пришлось признать, что он прав.
– Вероятнее всего, – сказал я, – ключ к загадке находится здесь, в Лондоне.
Фелпс застонал.
– Не знаю почему, – сказал он, – но я возлагал такие надежды на его возвращение. Однако вчера его рука не была перевязана? Что могло случиться?
– Вы ранены, Холмс? – спросил я, когда мой друг вошел в комнату.
– Вздор! Простая царапина по моей собственной небрежности, – ответил он, кивком здороваясь с нами. – Ваше дело, мистер Фелпс, безусловно, одно из самых темных, какие мне доводилось расследовать.
– Я опасался, что оно окажется вам не по силам.
– Весьма, весьма примечательное.
– Эта повязка свидетельствует о какой-то переделке. Вы не расскажете нам, что произошло?
– После завтрака, мой дорогой Ватсон. Вспомните, я тридцать миль дышал суррейским утренним воздухом. Полагаю, ответа на мое объявление о кебе не последовало? Ну, что поделать, нельзя же выигрывать всякий раз.
Стол был уже накрыт, и как раз когда я хотел позвонить, вошла миссис Хадсон с чаем и кофе. Через две-три минуты она принесла три блюда, накрытых крышками, и мы все трое сели за стол – Холмс, голодный как волк, я, полный любопытства, и Фелпс в глубочайшем унынии и депрессии.
– Миссис
