— Возьми мою вместо ее.
На этот раз Агларемнон рассмеялся открыто, и смех его журчал чистым горным ручьем.
— Вот так просто? А как же твоя великая цель, Тобиус? У тебя ведь есть великая цель, правда?
— Моя великая цель — дерьмо, лучше не скажешь. Месть не может быть великой целью, разве что тот, кто ее преследует, — это морально изуродованный человек, достойный лишь жалости. Даже я это понимаю, так что не лучше ли пожертвовать такой жизнью с толком, ради человека, который еще может…
Демон медленно поводил из стороны в сторону указательным пальцем, при этом качая головой, отчего синее пламя извивалось особенно замысловато.
— Отходишь от роли, Тобиус. Волшебник должен быть эгоистом, думать прежде всего о себе и своих целях, а не жертвовать жизнью на каждом шагу.
— Наставники в Академии всегда говорили, что я неправильный волшебник.
Агларемнон громко вздохнул.
— Одна жизнь другой не стоит, Тобиус. Перед Ним все равны — и праведники, и грешники. К тому же ты не подходишь по нескольким причинам. Мне нужно тело праведника, чистого душой и помыслами, пожертвовавшего собой не корысти ради. Ты, конечно, склонен к самопожертвованию, но… согласись, какой же из тебя праведник?
— Это правда?
— С чего бы мне лгать?
— Возможно, ты придерживаешься своей роли и лжешь, потому что демон должен быть коварным.
— Не лгу. Сабина станет моим пристанищем.
— Я не позволю.
— И что же ты сделаешь, храбрый маленький микроб?
— Все, что смогу.
— Стало быть, ничего. Ни один демонолог, пусть даже и весьма умелый, не посмел бы выйти против меня в одиночку, а ты в демонологии никакой. Что ты сделаешь, ударишь меня боевой магией или призовешь какую-нибудь сущность себе на подмогу? Я жду, Тобиус Моль, магистр Академии Ривена.
Тобиус сжимал в руке посох, наполненный его гурханой и боевыми плетениями. И не чувствовал страха. Так бывало уже — до битв и после них он мог испытывать страх, но не во время. Во время битвы страху места нет, понимание собственной смертности есть, а страха — нет. Даже когда он схлестнулся с Шивариусом, осознавая ту пропасть, которая разделяла зеленого магистра и всесильного архимага, он не боялся. Тогда его раздавили. Так будет и теперь, его раздавят, он это знал, но не боялся.
— Прежде чем мне придется сломать эту твою волшебную палку-протыкалку, — заговорил Агларемнон, — давай сыграем. Просто так я ни с чем не расстанусь, но ты можешь забрать девочку, если выиграешь ее у меня.
— Вы… выиграю?
— Да. Вечность в Пекле — это очень долго и очень скучно. Сочинять стихов не умею, ты верно заметил, но в играх я преуспел.
— Играть на жизнь человека?
— Не подумай, что я занимаюсь этим все время, просто мне очень не хочется убивать тебя, Тобиус. Цели вроде твоей должны поощряться, нечасто удается встретить носителя столь чистой и яростной ненависти. Или ты предпочтешь быструю смерть?
Посох исчез из ладони Тобиуса.
— В куп или торжок?
— Что, карты? — Великий Падший усмехнулся. — Когда-то я играл в них, но недавно открыл для себя новую игру, куда более интересную. Слышал о раджамауте?
Тобиус слышал, более того, он даже сыграл несколько партий не так давно, сыграл впервые в жизни и, конечно же, все проиграл.
— Я закурю, если ты не против.
Пока из сумки извлекалась трубка драконьей кости, пока в ее чашу помещался душистый табак, волшебник отчаянно взывал к Талботу Гневливому. Тот принял его зов, и в голове зазвучал откровенно злой голос наставника:
— Что случилось, ахог тебя дери, наглый мальчишка?! Почему ты не отвечал на мои…
— Значит, раджамаута? — спросил Тобиус, позволяя Гневливому слышать своими ушами и видеть своими газами.
— Игра мудрецов. Сыграешь со мной? Заметь, я сам предложил ее. Как ты можешь знать, в раджамауте нельзя мухлевать и на удачу надеяться не стоит.
— Какой честный демон, — ответил маг, раскуривая трубку.
— Не называй меня демоном, прошу. Может, я и пал, но я все еще ангел.
— Где же твои крылья, ангел Агларемнон?
Князь Пекла грациозно поднялся, и одеяния его растаяли дымом. От неожиданности серый магистр вздрогнул, а гигант молча развернулся, и на его широченной спине показалось шесть коротких черных обрубков, концы которых ярко тлели, словно вытащенные из костра головешки.
— Когда-то они были здесь.
— Какой же ты глупец, Тобиус, — тихо обронил Талбот Гневливый, который уже все понял.
— Согласен! Сыграем на судьбу Сабины Летье!
— Постой-постой, — нахмурился падший ангел, вновь одеваясь в дымную ткань, — это моя ставка. Но чтобы нам обоим было интересно играть, ты тоже должен что-нибудь поставить.
— Душу? — спросил Тобиус, заметно потемнев лицом.
— Далась мне твоя… а впрочем, почему бы и нет? Если я выиграю, будешь вечно служить мне при жизни и после смерти, а если выиграешь ты, я отпущу Сабину Летье и больше никогда не стану претендовать на нее…
— Мало.
— Что? — опешил Агларемнон.
— Мало. Для тебя она — одна из многих возможных приобретений, если лишишься ее, уверен, со временем, найдешь кого-нибудь еще, где-нибудь еще, где не будет меня…
— Строго говоря, тебя и здесь быть не должно, — нахмурился демон, — ты должен быть в Хог-Вуде, помогать строить город, направлять экспедиции в Дикую… что-то я разболтался.
Глаза Тобиуса расширились, а челюсти сжались так, что не вынь он изо рта трубку — сломал бы зубы о янтарный мундштук.
— Поскольку я у себя один-единственный, а таких, как Сабина, ты еще сможешь найти, дабы уравновесить наши ставки, в случае моего выигрыша ты ответишь на все мои вопросы.
— Но ты не выиграешь.
— Как знать!
— Ладно, пусть будет так. Если выиграешь, я отпущу девочку и отвечу на все твои, Тобиус, вопросы. При этом, даже не победив, но продержавшись до восхода солнца, ты выкупишь ее свободу, но только доведя партию до конца, получишь ответы. По рукам?
Огромная ладонь протянулась сверху вниз.
— Не делай этого! —
