— Ну…
— Оставь, Тобиус, то дела давно минувших лет, преданья старины глубокой, так сказать.
— Я скорее заинтересован вопросом изначальных ересей.
— О, это интересно. Спрашивай.
— Сотворение мира, как оно произошло на самом деле? В Слове Кузнеца говорится, что Он сотворил мир, но до рождения Молотодержца, — маг затянулся, следя за лицом падшего ангела, — были и другие великие культы, провозглашавшие своих богов демиургами Валемара, начиная с…
— Все правда.
— Э… что?
— Все.
— Но как такое может быть?
— Так и может. Если люди верят, что демиурги создали водяной шар, а потом на него шмякнулся исполинский дракон, — это правда. Если люди верят, что мир находится на вершине великого дерева, выросшего из сердцевины вселенной, — это правда. Если люди верят, что мир плосок, а солнце и луна поднимаются на небосвод, толкаемые вселенскими гигантами, прячущимися за горизонтом, — это правда. Если люди верят, что за вратами смерти их ожидает загробный мир, пусть хоть этих миров будет миллион, по одному для каждого отдельно взятого народца — это тоже правда. Тобиус, для смертных параметры веры и истины не всегда совпадают, но для богов вера плавно и естественно перетекает в истину, пока есть кому верить. Прежде сказать что-то такое было бы для меня невозможно, ибо ангелы, особенно те, что из первого лика, неотъемлемы от Отца, и Его истина есть наша истина. Теперь я свободен от той связи и могу говорить правду.
— И тебе ее не хватает, этой связи? — Тобиус произнес эти слова раньше, чем успел себя остановить, и одна из светлых фигурок под командованием демона споткнулась и упала, не завершив хода.
— Больше всего на свете, — свистящим шепотом ответил Агларемнон. — Ты не против, если я перехожу?
Возможно, неосторожные слова повлияли на ритм игры, а возможно, просто пришло время перейти из того, что Тобиус про себя обозвал "бодрым стояловом" к бою, но дальше игра ожила. Отряды столкнулись, фигуры одна за другой отправлялись вон с доски, боевые построения рушились и перерождались, Талбот Гневливый и Агларемнон сцепись насмерть, а Тобиусу оставалось служить немым исполнителем планов архимага, поэтому когда "бойня" вдруг прекратилась, он не сразу понял, что произошло.
— Утро пришло, о, милый друг, — почти нежно улыбнулся демон, откидываясь на камень как на спинку удобного кресла, — ты продержался порядка семи часов. Для человека это поистине великое достижение. Какая сноровка! Какая сосредоточенность!
Тобиус осмотрелся и с удивлением понял, что сквозь прохладный поутру лесной воздух уже скупо сочатся багряные лучи утреннего солнца. Появилась свежесть, которой он прежде не замечал, голова, потяжелевшая за бессонную ночь, слегка прояснилась, и на краткий миг ему стало спокойно и хорошо, словно он родился заново, сбросил все ноши, крепившиеся к его душе мясницкими крюками, всех простил и сам получил прощение. Это чувство являлось тем, о чем все люди мечтали, сами о том не подозревая, и подобно красоте бабочки, оно было мимолетно.
— Сабина Летье свободна? — как-то по-старчески скрипнул серый магистр.
— От моих притязаний — да, свободна. Более того, ее брат останется живым и здоровым отныне и впредь.
— Как милосердно.
— Еще как милосердно, Тобиус! Я хоть и демон, но не злодей во всей этой истории.
— А кто же тогда?
— Ну, — Агларемнон пожал широченными плечами, — можно сказать, что сама Сабина, хотя мне трудно винить ее. Бедная девочка недолюбливала брата, ставшего в одночасье главным сокровищем мамы и папы. Ей было велено присматривать за ним…
— Но она недоглядела. Корова искалечила мальчишку, а его сестру так беспощадно мучила совесть, что она, чистая душа, решила связаться с Пеклом. Мне лишь интересно — за чем из этого всего стоял ты?
— Только за тем, чтобы обеспечить ей связь со мной. Через посредника, разумеется. Увы, благодаря стараниям Церкви, знаниями о том, как вызывать демонов в Валемар, мало кто обладает, приходится использовать слуг. Но только тут я позволил себе вмешаться. Не думаешь же ты, Тобиус, что князь Пекла будет науськивать на ребенка корову? Это как-то даже несмешно.
— Я думаю, что демоны, — он сделал ударение на этом слове, будто забыв о том, что мыши не стоит дерзить змее, — всегда лгут.
Красивые полные губы Агларемнона, которым бы позавидовали первые красавицы рода человеческого, скривились в некоем подобии брезгливого недовольства.
— Кто бы говорил о честности! Ха! Талбот Гневливый в твоей голове сможет довести эту блестящую партию до конца, или же он все-таки выдохся?
— Он знает, Тобиус.
— Конечно, я знаю! Знание было моим ремеслом на протяжении вечности! Ибо есть три лика ангельских, и первый из них Воплощениями зовется, и три ранга в нем, где и Длани, и Гласы, и Зерцала! И Гласы из них — те, что волю Его распространяют, дабы была власть Его на Земле и на Небе, и делами пророков ведают они и святыми предзнаменованиями!
— Я читал книгу, где это написано почти слово в слово. И хотя я содрогаюсь, думая о том, что князь Пекла устроил западню именно для меня, я не могу не спросить: зачем весь этот фарс?
Агларемнон поднялся с земли, стряхнул с гиматия несколько травинок и заложил могучие руки за спину. В неверном свете утра стало видно, что кожа его серая и отдает синевой, а еще Тобиус заметил, что кончики пальцев падшего ангела черны, словно обуглились в огне.
— Ты будешь доигрывать партию?
— Тобиус, это невозможно! Он играл не с нами, он играл нами! Если он действительно способен предсказывать, то игра с ним по определению не может быть честной!
— Нет.
— И правильно. Я играю в раджамауту со дня ее появления, и пока что никто меня не обыгрывал, но не потому, что я ловкий жулик, Талбот Гневливый, а потому, что эта игра — моя страсть, и я очень хорошо играю. Было приятно познакомиться, Тобиус Моль.
Падший Ангел неспешно побрел прочь, напевая под нос свои рифмы: "Мироздание накроет тьмы всевечной длань, кровью дщерей и сынов ты ей заплатишь дань…"
— А все-таки — зачем? — крикнул Тобиус в спину демону.
Огромная темная фигура исчезла, позволив грязи, сухим листьям,
