Он перенесся в ночной лес, куда-то в глушь, такую дикую, что быть найденным волшебник мог лишь чудом. Когда-то, когда лишь начались его скитания, он часто забредал в пущи, рыская там, вдали от чужих глаз. В те времена беглец даже немного одичал и мог бы одичать сильнее, если бы не повстречал Дорота.
На вторые сутки пути в чаще вдали за деревьями раздался собачий лай. Тобиус не придал этому значения, хотя и постарался как можно дальше убраться от того места. Когда лай повторился, он понял, что его преследуют, и немедленно телепортировался на расстояние трех дневных переходов к югу. К вечеру того же дня лай нагнал беглого мага. Тогда Тобиус телепортировался далеко на запад и очутился в опасной близости от Дикой земли, но это не встревожило его так, как собачий лай, вновь раздавшийся невдалеке. Больше телепортироваться было нельзя, это отнимало много сил и оставляло астральный след, поэтому волшебник двинулся по лесу своим ходом.
Он был достаточно опытен, чтобы заметать следы как традиционными, так и магическими способами, делать лишние повороты, бродить кругами, часто входить в текущую воду и двигаться по ней, либо же пускать ложные цепочки следов. Также Тобиус оставлял за собой искусно спрятанные магические ловушки, но со временем стало ясно, что они все до единой срабатывают впустую, потому что погоня не отставала, и серый волшебник прекратил тратить на это силы.
Громкие собачьи голоса звучали то ближе, то дальше, но в пятую ночь бега по лесу лай уже доносился едва ли не со всех сторон. Ничего иного не оставалось, кроме как еще раз телепортироваться на самое больше расстояние, которое он только смог бы осилить. Тобиус пробудил заклинание Телепортации, но сразу же почувствовал себя мячом, изо всех сил всаженным пинком в стену и отскочившим обратно. Отшвырнутый на землю с мерцающими перед глазами искрами, Тобиус понял, что свое он отпрыгал. О том, чтобы прорываться через магическую блокаду, не могло быть и речи, магия Пространства и Измерений не являлась его сильной стороной, скорее наоборот, он познавал ее лишь последние пять лет уединения. Тем временем серого магистра умело окружали, лай уже доносился отовсюду, и в том, что следом за псами придут маги, сомневаться не приходилось.
Тобиус немного повозился, извлекая из сумки свиток, а из свитка ларец с трубкой. Вскоре драконья пасть была плотно набита табаком, а волшебник устало присел на ствол поваленного дерева, предварительно спалив слой мха. Он сосредоточился на наращивании доспехов гурханы. Преобразование магической энергии в твердую материю — процесс тяжелый, и сил на это тратилось катастрофически много, но в итоге получалась самая прочная броня из всех, что могла создать магия. Некоторые части его тела укрылись под темно-синим кристаллическим панцирем с играющими в глубине бирюзовыми искорками. В руке пульсировал силой композитный посох, прошедший через множество битв, а табак в трубке уже сам собой стал тлеть, и пара сладко-пряных затяжек наполнила волшебника ощущением собственной несокрушимости. Он был готов к бою. Опять.
Лесная ночь самая густая, ибо деревья, особенно в теплые сезоны, перехватывают скупой свет звезд и луны своими кронами. Те редкие лучики, что все же преодолевали преграду, отдавали опостылевшей уже краснотой. Сколько лет прошло с тех пор, как появилась комета, — семь, девять или уже полная декада? Люди привыкли к ней, любить не начали, но все равно привыкли, как поступали со всем, от чего не могли убежать и от чего не погибали сразу. В красноватой лесной темноте то и дело вспыхивали звериные глаза. Лай стих, но собаки были рядом, большая свора, распространявшая запах сырой псины.
Пять аур зажглись перед сознанием Тобиуса, пять волшебников — полная боевая звезда, если говорить по старой гроганской традиции. Две из пяти аур он смог узнать. Это давало надежду на то, что драться не придется. Тобиус сделал затяжку и легонько дунул, заставив пасть костяного дракона исторгнуть небольшой сноп табачных искр, которые, в свою очередь, превратились в огненных светляков и разлетелись вокруг, освещая территорию.
Однако ловчие не особо осторожничали, приближались медленно, уверенно, не пытались зайти с разных сторон или пустить вперед магических слуг, дабы те приняли первый удар на себя.
— Я думал, что за мной идут враги, — промолвил Тобиус, осматривая их.
— Не сомневаюсь, что так вы и думали, раз убегали от нас с таким упорством, чар Тобиус.
— Я был прав?
— Будущее покажет.
Ломас Полумесяц, высокий, худой бледный волшебник с гладким молодым лицом, длинными черными волосами и глазами, которым, казалось, не было дела до этого мира, держался чуть впереди, заявляя о своем главенстве в боевой звезде.
— Наконец-то мы вас отыскали. Скажите, почему вы еще не в Ривене, чар Тобиус?
— Потому что я еще в Диморисе, чар Ломас. А если мне еще раз зададут этот вопрос, я отвечу, что просто потерял память и только-только начал вспоминать, кто я есть на самом деле.
Будто решив, что условности соблюдены, Полумесяц перешел к делу.
— Вы готовы вернуться в Академию?
— А что меня там ждет?
— Беседа с управителями. Ваше исчезновение оставило много вопросов и наплодило еще больше теорий.
Вместо того чтобы спросить: "А если я не хочу возвращаться?" — Тобиус прикинул свои шансы выйти победителем из боя с пятерыми волшебникам сразу. Во-первых, Ломас Полумесяц, артефактор; за его спиной парили огромные черные клинки в форме полумесяцев, откованные из метеоритного железа, которые подчинялись его воле и являлись оружием умопомрачительной смертоносности. Во-вторых, Кузан Попрыгун, совсем не воин, а маг Пространства, транспортник, иными словами. Это он блокировал телепортационные перемещения, и он же мог, грубо говоря, искривить пространство таким образом, что любая атака Тобиуса обратилась бы против самого серого мага. В-третьих, Гломп Тролль, который хоть и поражал своей монстуозностью, но был целителем, причем выдающимся, и его усиливающие чары превращали
