Волшебник смотрел на зеленую от трав долину, ютившуюся у подножья горного хребта, вдыхал запах цветов и далекого снега, видел лазурь небесного свода, чувствовал на коже касания ветряных потоков и совершенно точно понимал, что спит. Трава щекотала подошвы босых ступней, когда он побрел в тень, отбрасываемую большим деревом. Там его ждала женщина, полулежавшая на расстеленном одеяле среди колышущегося травяного моря. Простое вилланское платье очень шло ей, как и длинная черная коса, украшенная цветами. Он улегся рядом, заложив руки за голову, и закрыл глаза. Солнечный свет, проникавший сквозь шелестящую листву, то и дело шкодливо лизал опущенные веки. Потом тень над лицом стала цельной, он понял, что женщина склонилась над ним, вдохнул запах ее кожи, ее волос, запах сорванных цветов и освободил руки, чтобы притянуть ее к себе, поцеловать. Сладкая, как мед, теплая, как нега домашнего уюта, желанная, как воплощение самых страстных желаний, эта женщина была в его объятьях, и с ней он ощущал… покой? Нет, что-то превыше покоя. Он чувствовал себя счастливым, цельным, совершенным, полноценным.
Она положила голову на его левую руку, как на подушку, и прижалась к волшебнику, словно помещая себя под его защиту. Тобиус открыл глаза, приобнимая женщину, и направил умиротворенный взгляд на горы.
Они всегда манили его своей огромностью, своей древностью, своим величием, особенно Драконий Хребет. Невероятная цепь, делившая мир пополам, зачаровывала и пугала, но непрестанно манила его с самого детства. Он хотел увидеть ее, и он увидел и даже раздумывал над тем, чтобы спрятаться в одном из сотен тысяч больших и малых ущелий, в какой-нибудь потерянной высокогорной долине, где не то что одного человека — где армию бы пришлось искать несколько веков. Но тогда маг отказался от этой возможности, побоялся сразу вступать в царство, полное древних чудовищ, драконьих гнезд, враждующих варварских племен и властных гномских кланов.
— Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Это сон.
— Почему ты так решил?
— Слишком хорошо, — повторил Тобиус, — чтобы быть правдой. Я, женщина, которую я хочу, красота и покой вокруг. И это. — Он поднял к лицу живую и невредимую правую руку.
— Пусть так, пусть сон, но пока ты спишь, насладись. Разве ты не достоин милосердия? Разве твоя душа не заслужила отдыха?
Серый маг поцеловал ее в лоб и умиротворенно вздохнул. А потом что-то шевельнулось под землей, что-то едва заметно вздрогнуло, в горах сошел камнепад, потому что поднялось огромное веко, и янтарный глаз взглянул вниз, на залитые светом долины. И горы пришли в движение. Мир затрясся, с вершин белыми волнами сошли лавины, покатились вниз каменные глыбы, и одна из больших скальных гряд приподнялась, отрываясь от тела гор. Из-под осыпавшейся земли показалась красная чешуя, острая щетина скал оказалась шипами на спине исполинского рубинового дракона, его распростершиеся крылья закрыли небосвод, а тысячелетние камни стали крошиться под тяжестью его тела. Ужасный ящер устремился вниз, преодолевая глубокие пропасти, словно мелкие канавки, иссушая своим жаром озера, испаряя древние ледники, превращая скалы в текучую лаву.
— Надо бежать!
Тобиус поднялся, но замер, чувствуя, как в его рубаху мертвой хваткой вцепились руки. Он посмотрел вниз и увидел лицо Райлы. Наемница потеряла свою косу и пейзанское платье, на обнаженной коже проступили кровавыми росчерками воспаленные и кровоточащие раны, из больших темных глаз вместо слез текла ртуть, и рот был наполнен кровью из кровоточащих десен. Ворона цеплялась за него изрезанными руками.
— Райла…
Дракон слез с горы, и вместе с ним в долину пришли свирепые суховеи, убившие все живое. Травы развеялись прахом, дерево занялось трескучим огнем. Чудовище нависло над Тобиусом, обратив к нему одно свое око, и маг почувствовал ужас маленького существа, на которое обратило взор существо исполинское.
— ВЕСЬ МИР ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ, И ВСКОРЕ ОН ОБ ЭТОМ УЗНАЕТ.
Пасть разверзлась, и из нее хлынул поток черного огня.
— Не позволяй им властвовать в твоих снах! — Кто-то схватил Тобиуса за руку и выдернул из мира сновидений.
Серый магистр вздрогнул и проснулся.
Сквозь шум его дыхания пробивался стук дождевых капель по крыше и голоса на улице. Было темно и холодно, будто не летом, а поздней осенью. Тобиус сел на кровати, вспомнил, что в комнате нет даже самого простецкого умывальника, и решил смыть с лица пот, сгустив влагу из воздуха. Освежившись, он почувствовал облегчение, а потом по взмаху руки волшебника из воздуха сгустилось сразу несколько водяных шаров, немедленно превратившихся в длинные острые сосульки, чьи острия уставились в самую середину самого темного угла.
— Что ты здесь делаешь?
Тихое шебуршание послышалось не сразу, будто тот, кто там засел, еще надеялся обмануть Тобиуса, но потом все же сдался.
— Охраняю вас, господин Солезамо. Для этого и приставлен, не так ли?
Тобиус неприязненно дернул щекой и развеял ледяные снаряды.
— Возможно, я сую нос не в свое дело, — послышался голос Вилезия из темноты, — но во сне вы так вцепились в простыню, что она порвалась. Я даже думал разбудить вас, но вы сами проснулись.
— Ты действительно суешь нос не в свое дело.
— Приношу извинения.
— Не надо. Я тоже иногда лезу не в свое дело, например, сейчас: хотя мои глаза и не видят в темноте так хорошо, как твои, я все равно наблюдаю твое лицо и задаюсь вопросом — кто мог такое сотворить?
Гоблин, дотоле считавший, что Тобиус его не увидел, а просто почувствовал, как могут чувствовать некоторые носители магии, понял вдруг, что мрак не скрывает его так хорошо, как он того хотел бы, и вновь натянул скинутый было на плечи капюшон.
— Если не вдаваться в подробности, — ответил он, — могу лишь дать вам совет, уж не побрезгуйте выслушать: если окажетесь в Сарвасте, всеми силами избегайте встречи со служителями Гильвиорского ордена, особенно с гроссмейстером по имени Горгеллио[40], он заслуживает это имя. Вы конечно не эльф, и даже не гоблин, но и того, что вы мутант, будет достаточно, чтобы вами заинтересовались.
— А интерес Гильвиорского ордена губителен, если я правильно понял?
— Ну, вы
