— А где Зяма? — крикнул из прихожей папуля, вынужденный в одиночку заносить в дом чемоданы.
— Зяма-то? — повторила я.
Черт, глупо было не придумать что-нибудь заранее!
Но Трошкина не дурочка, она уже придумала:
— А Зяма на мальчишнике!
— На каком еще мальчишнике? — Бабуля, знаток обрядов, с подозрением посмотрела на Алку.
Да, мне вот тоже интересно?
— На обыкновенном традиционном мальчишнике, который обычно до свадьбы проводится, но в нашем случае получилось наоборот, потому что не друзья приехали к жениху Зяме, а жених Зяма к друзьям, — оживленно затарахтела Трошкина.
Она, когда волнуется, всегда ужасно многословна.
— У Зямы есть друзья в Тбилиси? — удивилась мамуля. — Что за друзья?
И тут настал мой звездный час:
— Ну, как же? Георгий Беридзе, Давид Капанадзе и Зураб Гелашвили!
— Точно, они самые! — Алка посмотрела на меня с признательностью.
— Кажется, я слышала эти имена, — сказала мамуля.
И тема отсутствия Зямы закрылась, хоть и со скрипом, как дверца шкафа с растопырчатым скелетом.
А я вспомнила кое-что еще:
— Мам, пап, вы сообщили Заре Рафаэловне мой адрес?
— Я перед отъездом звонил ей, но не дозвонился, — ответил папуля, следуя через гостиную с тарахтящим чемоданом на колесиках. — Поэтому отправил СМС-сообщение.
— СМС — это ненадежно, — решила я.
Пока нежданные гости осваивали просторы квартиры, я постучалась в скайпе к Жану. Он откликнулся сразу, будто ждал звонка.
— Жаник, ты в офисе? Отлично. — Я узнала фон за спиной собеседника: дизайнер гордо оклеил стену за своим рабочим местом наиболее интересными, с его точки зрения, макетами. — Не позовешь к компу Зару Рафаэловну? Мне надо кое-что ей сказать.
— Не-а, не позову, — помотал головой коллега. — И не потому, что я вредный, а потому, что Заразы в офисе нет и не будет, наверное, еще долго.
— Она ушла в отпуск?
— Да как бы она не ушла на тот свет! Зараза наша в больнице, причем в реанимации. — Жаник бесталанно изобразил печаль.
— Какой кошмар! А что случилось? — К экрану сунулась сердобольная Трошкина.
— Алка, привет! — помахал ей дизайнер. — С сердцем у нее что-то, представляете?
— У Заразы есть сердце? — изумилась я.
— Вот и мы в шоке! — поддакнул Жаник.
— Какие вы злые, — укорила нас добрая Трошкина. — И что, никто даже не поехал в больницу, чтобы все разузнать?
— А кто поедет? — Жаник пожал плечами. — Тебя, сердобольной, тут нет, все остальные Заразу терпеть не могут, а шеф не знает, куда бежать, потому что винит в случившемся себя. Ну, и еще потому, что остался без коммерческого директора.
— А почему Бронич винит себя? — заинтересовалась я.
— Потому что Заразе поплохело на планерке, как раз после того, как Бронич постучал кулаком по столу и рявкнул, что мы не выполнили планчик и за это лишаемся надбавочек!
— «После того» не значит «вследствие того», — авторитетно заявила я.
Сказались годы тесной связи с представителем правоохранительных органов.
— Ты права, я тоже думаю, что наши надбавочки для Заразы такая мелочь, о которой не стоит волноваться, — поддержал меня Жан. — Все же знают, что в нашем агентстве она трудится ради записи в трудовой книжке, а зарабатывает на разных левых заказах. Когда Бронич ярился насчет надбавочек, у нее зазвонил телефон.
— И она ответила? — удивилась Трошкина.
Наш шеф категорически запрещает сотрудникам разговаривать по телефонам во время планерок и совещаний.
— Да, она сказала, что это важное семейное дело, и ответила.
Мы с Алкой кивнули.
Семьи у Зары Рафаэловны нет, муж сбежал от нее в неведомые дали еще на заре времен, но оставил о себе память в виде общего ребенка, ныне уже взрослой барышни. Я с ней знакома — мы встречались на богемных тусовках, куда меня иногда вытаскивает Зяма.
Дочь Заразы не пошла по стопам матушки, максимально отстранилась от коммерции и стала поэтессой. Пишет она исключительно эротические поэмы с перлами типа «От желанья и тоски напряглись мои соски» и больше известна в столице, чем у нас.
В нашей-то провинции никто не прибивает гениталии гвоздями к асфальту, не запихивает себе в странные места сырые куриные тушки, даже вздыбленные члены на разводных мостах не рисует…
Правда, у нас и нет разводных мостов.
Но куриные тушки, гвозди, асфальт и гениталии в ассортименте имеются, однако в смелых творческих акциях почему-то не задействуются.
Зара Рафаэловна дочку любит, балует, самовыражению ее не препятствует и всячески о ней заботится. Когда стало ясно, что усиленные занятия эротической поэзией привели творческую личность к незапланированной беременности, Зараза отправила дочь готовиться к родам в Англию.
— Должно быть, это дочка ей по телефону сообщила, что рожает, — предположила фантазерка Трошкина. — И Зару Рафаэловну новость так взволновала, что она слегла.
— Ладно, пусть выздоравливает. — Сказать мне больше было нечего.
Не грузить же тяжелобольную информацией о местонахождении банки с медом! Заразе сейчас явно не до нее.
— Инка, а ты вовремя позвонила, я как раз закончил феерическую иллюстрацию для твоего поста про завтрак на нудистском пляже, — похвастался дизайнер. — Лови и любуйся!
Я приняла отправленный мне файл, открыла его и присвистнула. Рядом ахнула Трошкина.
На фото была запечатлена фигуристая дева, в соблазнительной позе разлегшаяся в полосе прибоя. Судя по порочному блеску глаз и сладострастному изгибу губ, на исходнике модель красовалась нагишом, но дизайнер обработал снимок в соответствии с моими пожеланиями, и теперь пышные груди девы прикрывали чаши из половинок арбуза, а развилку между ногами скрывала большая гроздь черного винограда.
— Если прищуриться, все эти виноградины выглядят в точности как завитки курчавых темных волос в форме треугольника! — неодобрительно высказалась Трошкина. — Казалось бы, все неприличное закрыто, но выглядит еще более непристойно, чем просто голая девка!
— Вот она — великая сила искусства, — кивнула я, абсолютно довольная. — От картинки глаз не оторвать, а придраться не к чему, так что админы соцсетей не забанят меня за порнографию!
— Но какое
