– А почему тайно, Адам Иванович?
– Да ить… Скажу вам по откровенности: думка у меня уйти отсюда… В город намереваюсь. А там каку-никакую торговлишку развернуть…
– А деньжонки имеются?
– Не без того… Однако не зря сказано дедами – «принуждение не в осуждение, а и честь»… Лето-то нынче рыбное… А я один за всюё деревню отловлю…
– А годы, Адам Иванович?
– Какие мои годы?
– Сколько возьметесь добыть рыбы?
Он назвал потрясающую для одного рыбака цифру.
– Это я еще с оглядкой, дорогой товарищ! А может, и удвою. Не хвалясь скажу. Супротив меня все прочие так, мелкота! Не рыбаки, а горе одно! Аванец мне не надобен. Сам видишь – живу не тужу… А может, тебе деньги нужны? Ты говори, не стесняйся. Выписывай на меня аванец, а забирай себе! Давай, давай, не сомневайся!
И мы заключили секретный контракт.
Рано утром Адам Иванович, собираясь на покос, сказал мне:
– О других ты не думай! Со мной дружбу не теряй, а рыбаки, верное слово, не поедут на озеро… И времени не трать зря… Езжай себе с богом! Вот баба моя вас покормит – и езжайте…
– Что ж… попрощаемся, Адам Иванович… Будьте здоровы! Ободняет – тронусь и я…
– И хорошо. – Он стегнул по лошади.
Вскоре пришел Игорь. Лицо его было усеяно желваками и чудовищно распухло.
– Игорь! Когда ночью появился на берегу Адам, был ли на нем рыбачий фартук?
– Н-нет!.. Нет, фартука не было.
– А в руках что было?
– Весло… А что?
– На озеро он не ездил?
– Нет. Он очень удивился только: почему я сплю здесь, на берегу. И пошел к дому обратно… А уток на озере – сила! Всю ночь крякали!
После завтрака Игорь снова взялся за «Мир Божий», а я сказал Устинье Сергеевне, что схожу перед отъездом «отметиться» в сельсовете.
Нужно было познакомиться с некоторыми рыбаками.
Владельцем первой указанной мне рыбацкой хаты оказался Евстигней Матвеевич, жердеобразный мужик-ревматик. Я попал в момент крайнего обострения семейных отношений.
– Опять нажрался! – кричала на верзилу его жена. – Маньке обутки новые нужно; у мине пальта нет, третью зиму в тюфайке провожу! Сам только что не в лаптях ходишь, а в опорках! Прорех полна изба, а он, видишь ты… Чтобы тебя чума забрала вместе с лысым чертом вашим!
Она повернулась ко мне с глазами, полными слез.
– Иде же энто видано такое, товарищ заготовитель?! Пьют без просыпу мужики! А все лысый, хозяин-то ваш. Вечор полбутылки принес. Истинно говорится – пропойцы! Тьфу на вас всех!
Рыбацкая жена схватила помойное ведро и, расплескивая зловонную жижу, помчалась на двор. Высокий молчал, отвернувшись в сторону.
Во второй избе повторилось почти то же самое. И тут поминали «лысого черта».
И в третьей хате. И в четвертой жены рыбаков поносили Адама Ивановича…
Председатель сельсовета на мои осторожные расспросы ответил только, что Адам Иванович «мужик справный и оченно способный». К чему способный, председатель не пояснил, а расспрашивать было нельзя. Заготовитель всегда любопытен только по части коммерческой. Не больше.
Я спросил Устинью Сергеевну:
– А если мы погостим у вас еще, Сергеевна, не в обиду будет? Хотим съездить на озеро. Поохотиться.
– Да пошто же обижаться? Живите сколько хотите. Адам-то Иваныч утресь мне о вас очень даже хорошо выразился: мол, человек, вполне даже душевный, свойский… Дружить, сказал, будем. С ночевой поедете? Я вам шубенку дам, а лодки у нас не запирают. Весла в сараюшке.
Игорь ликовал. Когда мы пришли на берег, я увидел унылую фигуру Евстигнея Матвеевича. Тот скорбно смотрел на озеро.
Я спросил:
– Матвеич! А видение-то в которой стороне было?
– На восходе… Прямо на восходе. Неужто на восход поедете?
Тон его голоса был тревожным.
– Ну, уж нет! Кто его знает, в чем там дело?
– И то! – успокоенно заметил рыбак. – Вот именно! Кто ево знат?
Я усадил Гейшу в свою лодку и крикнул Игорю, уже сидевшему в другой:
– Греби на запад!
И мы поплыли. Берега в западной стороне озера оказались высокими, камыш редким. Отплыв за пределы видимости деревни, я свернул к востоку. Здесь камыш стоял непроходимой стеной.
– Не стучи веслами! – тихо сказал я Игорю, когда мы сплылись вместе. – Нужно искать резь в камыше. Я с берега видел, что где-то в этом месте есть длинная отнога… Попасть именно в эту отногу.
Было уже за полдень, когда мы съехались снова.
– Ни черта не нашел, – печально сказал Игорь. – И у меня не лучше… – Будем поворачивать оглобли? Хоть бы по разу стрельнуть! Ведь прямо из-под лодки вылетают!
– Тише. Я тебе стрельну!
Тут произошло неожиданное. Где-то в глубине камышей тявкнул щенок. Гейша поднялась с днища лодки, устремила глаза чуть влево от места, где стояли рядом наши лодки, и глухо зарычала.
– Чует что-то… – полушепотом сказал Игорь.
– Греби за мной! Только не стукни веслом!
Теперь для меня ориентиром была Гейшина голова. Вправо, влево, прямо… вправо… опять прямо.
Через десять минут мы снова съехались… Перед нами была отлично замаскированная резь, прокошенная в камышовых зарослях. Гейша, вся напряженная, как струна, дрожала.
Только бы не залаяла!
– Куш! Лежать!
Резь была очень длинной и в некоторых местах снова замаскированной камышовыми курешами.
Но вот лодки ткнулись о твердую землю. В Барабе такие клочки тверди на огромных озерах называют кочки, или грязи.
Посреди кочки стоял вместительный камышовый шалаш, а перед ним чуть дымились угли под таганком. Я заглянул в шалаш: лежанка с каким-то тряпьем, посуда на грубо сколоченном из жердей столике, двустволка в углу… И – ни души.
– Игорь! Отнеси ружье в камыш. Разряди! Гейша! Лежать!
Через несколько минут Игорь вернулся и с сияющей физиономией, указывая в камышовые заросли, зашептал:
– Нашел! Здесь! Идемте скорей!
Поодаль от шалаша на утоптанной площадке лежало интересное сооружение. Это был длиннющий, связанный из нескольких тычин шест, продетый в огромную рыбацкую ловушку «морду» и увенчанный долбленой тыквой. Тыква была выбелена известкой и раскрашена чернью, наподобие черепа… Белый саван мы разыскали на лежанке в шалаше.
Тайна урманского озера была открыта. Но почему же так странно ведет себя Гейша: подскуливает, явно нервничает и смотрит куда-то в сторону?
Я взял собаку на ремешок: «Шерш! Ищи!»
Гейша потянула. Это была новая резь, и тоже замаскированная, но проложенная уже по сухому. Стараясь не захрустеть камышинами и не чмокать по топкой земле сапогами, мы вскоре выбрались на вторую «кочку». Здесь стояли два больших шалаша. Из одного вышел толстый щенок, подошел к Гейше и стал с ней обнюхиваться. Гейша лизнула его язычком в мордочку, взглянув на меня, потянула к шалашу…
Из шалаша густой бас спросил с явным цыганским акцентом:
– Ты, што ли, Адам?
И перед нами предстал действительно цыган, донельзя заросший диким волосом, всклокоченный и зевающий. От цыгана разило самогоном, и он, очевидно, еще плохо соображал.
– А я думал – Адам приехал! – цыган еще раз зевнул, почесал живот под рубахой и совершенно обыденно спросил: – За товаром, што ли? А иде Адам-то?
– Отстал, за нами едет… Ну здорово, Рома!
Так уж повелось: раз
