Похищение не осталось бесследным. В доме, где его держали, он пытался остаться прежним человеком и в момент оказания помощи Кабано, делал всё в здравом уме и свежей памяти, спасая жизнь, но вернувшись в обычный мир и повседневность, которые должны были помочь прийти в себя, всё переменилось. Пусть и прошёл только один месяц, но Саша отвык от такого количества людей, окружавших в больнице и на улице. Он не мог сосредоточиться. Возникли страхи нахождения в толпе, не наблюдавшиеся ранее, сложности в общении с людьми. Целый месяц окружало только молчание, убивавшее изнутри, а тут нахлынуло разом. Всё то время, проведенное взаперти, и темноте требовался простой разговор, обычное общение двух и более людей. Оно бы привело в чувство, сделав плен человечнее и мягче, но ничего подобного не случилось и причина тому известна. Саша справился с последствиями, но сделал это не слишком удачно, ведь с момента прихода в больницу он не смог сказать связно и нескольких слов, чего ранее не наблюдалось. Он сам не знал, как перебороть себя. Осталось только сидеть и смотреть в неизвестность, ставшей противоположной стороной палаты. Пока рядом не оказался тот самый человек, с которого и началась новая жизнь, о чём раньше Саша мог только мечтать. Увидев его, преграда отступила, вернув ненадолго прежние времена.
Объятия продолжились какое-то время. Саша заплакал и никак не мог отпустить спортсмена, вцепившись в него мёртвой хваткой. Наверное, именно этой поддержки не хватило больше всего. Тот самый пазл, в лице друга, связанного со многими событиями в жизни, оказался на своём месте. Без него, отданного тепла, заботы и нежности любимой матери не хватило, дабы пробить стену к израненному внутреннему миру. Потребовался мощный психологический толчок, что-то, что вызвало бурю эмоций, пробудившуюся и вырвавшуюся наружу.
Наконец, Саша смог отпустить Диму и взглянуть на него покрасневшими глазами. Боль не утихла, продолжив доставлять страдания, но, несмотря на это, почувствовалось облегчение, ощутившееся в способности взглянуть на произошедшее другими глазами. И осознав пережитое, возникли силы на борьбу с последствиями. Пусть их не хватало, как того хотелось, но было достаточно для глотка свежего воздуха, так необходимого после нахождения взаперти.
— Спасибо! — прошептал Саша, вытирая глаза платком, лежавшим на зеркале у кресла.
— За что? — растрогался он, ожидая чего угодно, но только не этого.
— Ты рядом, — вздохнул юноша.
— Я должен был.
— Нет, но это много для меня значит, — присел в кресло он. — Прости за этот сентиментальный всплеск. Знаю, ты не очень любишь подобное.
— Всё хорошо. Мне было приятно, — откровенно сказал Дима, присев рядом на боковину кресла. — Знаю, тебя сегодня чёртову тучу, раз спрашивали, но всё же, как ты?
— Нормально, хотя это не так, — размышлял Саша, не зная правильного ответа. — Мама считает, я сошёл с ума.
— А это так?
Саша повернул голову к Диме.
— Не думаю.
— Значит, ты в порядке, — подвёл итог Малышкин, не считая иначе.
— Она говорила тебе о Кабано?
— О парне, который похитил тебя? — догадался он. — Немного. Знаю, что по каким-то причинам ты не позволяешь приковать его теми наручниками. Ты спас ему жизнь, но не понимаю, почему.
Саша поднялся с кресла и подошёл к Цезарю.
— Взгляни на него и скажи, что ты видишь, — попросил юноша. Диме не пришлось долго стоять рядом с похитителем, чтобы дать ответ.
— Я вижу ублюдка, который забрал моего друга и мучил его на протяжении месяца, — честно признался он, ни капли не привирая.
— До вчерашнего дня я так же считал, — видел в Кабано такую же жертву Саша. — Я мечтал выбраться оттуда, поквитаться с ним и, даже выстрелил, — на мгновение юноша взглянул на свою трясущуюся ладонь, в которой сутки назад держал оружие и вздрогнул от момента воспоминания того самого выстрела, едва не погубившего человека. — Но как это часто со мной бывает, всё разительно изменилось в какие-то доли секунды.
— Что именно? — поинтересовался Дима, стоя рядом и ощущая всю тяжесть воспоминаний друга.
— Когда Кабано упал, истекая кровью в мороз и вьюгу, вокруг не было ни единой души, чтобы помочь. Только лес и темнота, и я вспомнил день твоей аварии. Тот ужас, что происходил рядом со мной. Мне до сих пор не забыть того мужчину, что я оставил в джипе, даже не предприняв попыток помочь, считая его виновным в причинении вреда. Он заживо сгорал, а я сделал выбор, павший на тебя, Женю и ту девушку. Да, я знал, что не смогу спасти его, более того, мне не было известно, правильно ли я всё делал с вами, но…
— Ты не должен всю жизнь винить себя, — положил руку на плечо Дима. — Это не твоя вина и ты хорошо об этом знаешь.
— Да, — согласился Саша. — Это вина Михаила Аргадияна, но легче не становится. Одно время я думал, что обо всём забыл. Возникли иные трудности, но, как оказалось, память осталась и боль того поступка по — прежнему не отпускает. Я спас Кабано, потому что не мог допустить новой смерти на своих руках и знаю, что всё сделал верно, потому что он не виновен.
— То есть как?
— Он жертва «Фаната».
Услышав об этом, Дима переменился в лице, пытаясь соотнести услышанное с тем, что уже давно знал, но ничего не вышло.
— Это не может быть «Фанат», потому что примерно в одно и то же время с твоим исчезновением, она назначила мне встречу в отеле Хохфильцена и после непродолжительной беседы, полиция арестовала её. Эта ненормальная ожидает приговора в России.
— Правда? — не поверил Саша. — Но тогда, кому это нужно?
— Не знаю, но есть предположения, что «Фанат» — не один человек. Спланировать всё на свадьбе не под силу
