Я смотрела на них – они были в полном ужасе, в сильной растерянности. Мое известие словно порыв бури сбил их с ног, и они старались подняться. Никогда им не вернуться к прежнему неведению. Когда что-то узнаешь, больше уже не обманешь свой мозг. Никогда.
– Но вы же мне ногу отрезали, – кивнул он на свой черно-серый протез, который едва угадывался под джинсами. – Вводили мне химию. Как же он мог прогрессировать?
– Он распространяется, – я смотрела ему в глаза.
Так и было – это как дунуть на одуванчик. У мальчика рак оказался злой, агрессивный, и жил в нем долго, пока мы смогли его вырезать и найти препарат, который стал действовать. Это поразительно, когда лечение действует и болезнь не распространяется. Потому что для нее хватит единственного стойкого семени, заброшенного дующими в теле ветрами.
– А что же… – начал он. – А как же выпускные школьные экзамены? И я хотел увидеть группу Foals.
Я уставилась на свои колени. В свои двадцать восемь я еще интересовалась, какие группы сейчас выступают.
Но я не ответила, не смогла. Все вот это будет отключено, как свет. Ожидания будущего станут сжиматься и медленно исчезнут. Скоро он не сможет заказать билет на концерт раньше, чем за месяц, потом за неделю. А затем, только за полчаса – договориться с другом о встрече. А дальше – совсем ничего.
И никогда.
– Мы постараемся сдерживать развитие болезни, сколько сможем, – я пыталась опять переключиться в режим доктора.
– Но есть же… другие методы терапии? Облучение, другая химия? А нельзя разве… ну, просто вырезать все это? – спросила мать.
– Это все можно сделать, – сказала я и увидела, что мальчик просиял. – Все эти возможности есть. Но вы должны понять: искоренить болезнь не удастся.
Я старалась говорить предельно ясно. В конечном счете, это меньшее зло, хотя не каждый врач так считает.
– Значит, это смертельно, – сказала она.
– Мы предпочитаем говорить «неизлечимо». Кто знает, кому какой срок отведен?
А мальчик смотрел прямо на меня, и его темно-синие глаза ярко сверкали в солнечном свете, падавшем из окна.
– И что теперь? – прямо спросил он у меня.
Я вспомнила вечера, проведенные с ним, когда у него была нейтропения[27], как мы играли в «Эрудит», болтали. И в груди сгустился ледяной клубок печали.
Мальчик подался вперед, опустил голову между колен на секунду и издал какой-то нечеловеческий звук. Потом вдруг протянул руку к моему столу, схватил тяжелое стеклянное пресс-папье и запустил его в угол комнаты.
Мама посмотрела на мальчика в ужасе. А он глядел на меня, будто вообще ничего не случилось.
– Люди живут годами с неизлечимым раком, – пробормотала его мать. – Правда ведь?
И вот так началось балансирование между медициной и искусством замедлить смерть, между продолжительностью и качеством жизни. Нет смысла продлевать жизнь на два года, если все время, каждую секунду тебя будет тошнить от химии. Я это знала, но все-таки в глубине души мне хотелось выторговать мальчику как можно больше, будто сделку с дьяволом заключить.
– Да, правда, – подтвердила я, но голос предательски подсел.
Живут, но не с таким раком, как у него или как у мамы был – агрессивным и устремленным.
Я могла наговорить много банальностей: в наши дни это можно считать хронической болезнью: статистика не определяет каждый отдельный случай; часто люди выигрывают, не имея никаких шансов. Но говорить все это ему было неправильно, потому что в его случае я ни во что такое не верила.
Я видела маму с мальчиком еще раз поздно вечером, закрывая кабинет перед уходом. Они шли мимо, хромая, мальчик кашлял. Меня они не заметили.
К ним подошла медсестра.
– Вот это прими, – она протянула назначенную таблетку химиотерапии. – Тебе поможет.
– Врачи ведь с этим умеют справляться? – спросила мать.
– А как же! – Сестра сложила руки на пышной груди. – Естественно. Я знала одного – пятнадцать лет с метастазами в костях прожил. Сейчас не то, что раньше было.
Она протянула руку и слегка хлопнула мальчика по плечу.
Я видела, как на его лице отразилось облегчение. Он медленно моргнул, а когда открыл глаза, на лице появилась улыбка.
Я хотела вмешаться. Сказать им, как агрессивна саркома Юинга. Насколько высок уровень опухолевых маркеров у него в крови. Но не стала. Я промолчала, глядя на них.
Размышляла.
Глава 24
Сейчас
Была полночь, и я наконец-то уединилась в одной из ванных комнат дома Россов. Телефон я взяла с собой – я не переоделась, и он был надежно спрятан в кармане джинсов. Джек был в постели. Я надеялась, что он, как часто бывало, уже заснул, не дожидаясь меня. Все остальные тоже разошлись по спальням, и я приступила к поиску. Телефон был полностью заряжен, пароль от вай-фая мне известен.
Один из кранов с холодной водой – медный, а может, латунный, – подтекал. Снаружи в стену колотила ветка дерева. Слышался чей-то храп и ощущался запах виски, который будто сочился из стен дома.
Я посмотрела на телефон и собралась с духом.
ДОКУМЕНТ 9
Не стану вам рассказывать, как бесполезна полиция, когда сообщаешь о непрестанно повторяющихся кражах со взломом.
Давайте просто посмотрим на дело Джона Дугласа. В общем, это был человек, которого несколько раз грабили. Полиция не отвечала на постоянные призывы о помощи, пока грабители не пришли снова и Джон Дуглас убил одного из них выстрелом в голову.
Прочитав этот пост в блоге, я долго сидела на краю ванной. Так, Рейчел, думай, говорила я себе. Но у меня не получалось. Не думалось. И почему стала искать ночью? Почему в Обане? Почему в тот выходной, когда папа и Кейт крепко спали в гостевых спальнях?
Он кого-то застрелил. Я нашла это на сайте какого-то блогера. Одно упоминание на весь пост. Стала читать комментарии – не могла остановиться. Один из них был от автора исходной публикации. Я сумела найти скриншот статьи о Дугласе, который он опубликовал в комментариях. Я увеличила картинку и стала внимательно читать каждое слово.
ЖУРНАЛИСТ ВЫХОДИТ НА СВОБОДУ ПОСЛЕ УБИЙСТВА РЕБЕНКАЛетучий шотландец
10 апреля 2010 года
ШОТЛАНДСКИЙ журналист вышел свободным с процесса об убийстве в Высшем суде в Глазго. Вердикт «не…
[Чтобы прочитать эту статью и все наши статьи, зарегистрируйтесь для получения полного доступа. Если у вас уже есть регистрация, введите логин и пароль.]
Убийство.
Джек кого-то убил.
Могло ли это быть правдой? Хотя у меня не было такой уверенности, но возникло чувство, что мир перевернулся. Я не могла поверить, что все в нем осталось как прежде. Что вот эта ванна стоит на месте, кран также
