– Вы можете повторить слова вашей сестры?
– Она крикнула: «Джим, берегись!».
– Она тогда бредила, так?
– Да. Но по тону ее голоса я почувствовал, что она явно ссылается на события той ночи.
– Вы думаете, что она имела в виду черный лимузин, крикнув «Джим, берегись!»?
– Да.
– А как же вердикт коронера о том, что Джима убила пуля выпущенная сзади и сверху?
Я почувствовал, что иду по зыбкой почве.
– Пуля могла быть выпущена из другого автомобиля и срикошетить от какой-то части машины мистера Фельдерсона.
Лицо прокурора расплылось в улыбке.
– Мистер Томпсон, достаточно, – объявил Киркпатрик, и я вышел из душной комнаты в коридор. Вернувшийся Уикс стоял подле Мэри. Они смотрели на меня огромными от волнения глазами.
Увидев мое изнеможение, Мэри взяла меня за руку.
– Уоррен, что случилось? – спросила она.
– Пока ничего.
– Но они собираются?..
– Не знаю, не знаю.
На глазах Мэри выступили слезы.
– Ох, Уоррен, этот человек был ужасен!
– Какой человек? – спросил я.
– Тот, что задавал вопросы, – всхлипнула Мэри. – Не нашлось ничего, о чем он бы не расспросил меня.
– Он спрашивал о содержании разговора между Хелен и Джимом?
– Он спрашивал меня обо всем! Он так и сяк вертел все сказанное мной, как будто в нем было что-то ужасное.
Отчаявшись, я пошел к машине. Выезжая из поселка, я думал лишь о том, что свежий воздух может успокоить нервы Мэри. Дважды я пытался завести разговор о каких-нибудь мелочах, чтобы отвлечь ее от мрачных мыслей, но у меня не вышло. Снова и снова он возвращался к присяжным. Так что большая часть нашей поездки прошла в молчании. Когда мы, наконец, повернули обратно и вернулись к дому Мэри, из него вышел ее отец, сжимая в руках газету.
– Уоррен, это ужасно.
– Что это? – воскликнул я, всматриваясь в газету.
Это был специальный выпуск «Пресс» – нашей единственной приличной газеты. Броский заголовок гласил:
ОБЩЕСТВЕННЫЙ ЛИДЕР ПОДОЗРЕВАЕТСЯ В УБИЙСТВЕ!
Затем мелким шрифтом:
«Фрэнк Вудс, хорошо известный бизнесмен, освобожден под залог в 10.000 долларов»
Выходит, что заподозрены были и Хелен, и Фрэнк Вудс.
Глава XII. «Кто я?»
Я запрыгнул в автомобиль и как можно скорее поехал в офис Симпсона и Тодда – лучших адвокатов по уголовным делам, - чтобы привлечь их для защиты Хелен. Симпсон уже ушел домой, но Джордж Тодд еще оставался на месте, и я обсудил дело с ним.
– Вы сможете добиться отсрочки судебного разбирательства, не так ли? – спросил я.
– Конечно. Я прослежу за тем, чтобы она не получила повестку до тех пор, пока врач не заверит меня в том, что она вне опасности. Суд не состоится еще три-четыре месяца, если хотите, то даже шесть. Мы удостоверимся в этом. Но, тем не менее, когда вы сможете увидеться с миссис Фельдерсон?
– Я как раз направляюсь к ней. Вряд ли врач позволит допросить ее, но, может быть, нам удастся увидеться с ней. Пойдете со мной?
– Я бы очень этого хотел. Подождите, пока я не оденусь!
Мы поспешили в госпиталь. Там мы спросили, можем ли мы пройти в палату Хелен хотя бы на несколько минут. Только что пришедший Джонсон, интерн-очкарик, захлебывался от возмущения:
– Вы что думаете, что у миссис Фельдерсон всего лишь сломана лодыжка? Вы что, не понимаете, что она тяжело больна? Если вы попытаетесь ее допросить, то она возбудится, что может привести к опасному рецидиву. Вы, конечно, не можете ее видеть! Вы не сможете поговорить с ней еще две или три недели.
– Извините, – сказал я. – Я должен был понять. Конечно, глупо с моей стороны, но в последние дни я только и делаю глупости. Все это очень затронуло меня. Джонсон, вы ведь дадите мне знать, как только с ней можно будет увидеться?
– Дам вам знать, – пробормотал он. – Увидеть ее вы можете завтра, но я не позволю терзать ее вопросами до тех пор, пока она не оправится.
Неделя тянулась очень медленно. Каждый день я приходил в госпиталь и сидел у Хелен всего по пятнадцать-двадцать минут. Она была в полном сознании, и временами мне казалось, что она хочет задать мне какой-то вопрос. Помня о ясных инструкциях врача, я говорил совсем мало, никогда не задавая никаких вопросов, и только рассказывал о всяких несущественных происшествиях в городе. Кажется, они ее не интересовали: она апатично лежала в постели, лишь изредка приподнимая бровь. О смерти Джима ей сообщили в начале недели, но она не была шокирована – скорее, она была почти безразлична, что ясно показывало, как мало он для нее значил. Вудс не упоминался.
Мэри оставалась ее преданной рабыней и практически не отходила от постели больной. Во время наших ежедневных встреч в госпитале я чувствовал, что все сильнее люблю ее. Однажды, придя в госпиталь с букетом цветов, я встретил ее в коридоре. Приняв цветы, она погладила меня по щеке.
– Баппс, ты каждый день приносишь Хелен цветы. Думаю, ты самый лучший брат, который только может быть.
– Если ты так думаешь, то почему я не твой?
– Ну... если только как брат, – улыбнулась она.
Она собралась открыть дверь, но я схватил ее за руку.
– Мэри, будь серьезней! Ты же знаешь, что я люблю тебя!
Она выпрямилась во все свои пять футов и три дюйма, и приказала:
– Отпусти мою руку, деревенщина! Я отвергаю это лестное предложение. – Затем она серьезно добавила: «Позволь мне пройти, Баппс. Я должна поставить
