Быстро дернув руку, она высвободилась и ушла, оставив меня изнемогающим от любви.
После первого экстренного выпуска газеты мало писали об обвинении против Хелен и Фрэнка. Когда-то я был уверен, что Хелен сможет освободить себя от подозрений. Вудс сделал заявление, в котором говорилось, что он может подтвердить алиби, доказав, где находился каждую минуту в вечер трагедии; потому-то у него и не было никаких проблем с тем, чтобы выйти под залог. На самом деле, обвинение только помогло ему завоевать сочувствие и популярность. Все, знавшие об его увлечении Хелен, почувствовали, что он оговорил себя, пытаясь помочь ей.
Как-то утром, примерно через неделю после разговора с интерном-очкариком, я повстречал доктора Форбса, выходившего из палаты Хелен. Он разрешил мне задать ей пару вопросов.
– Томпсон, я верю в ваш здравый смысл, но не переборщите, – предостерег он. – Помните, она все еще очень слаба, и не удивляйтесь, если она не сможет ответить на ваш вопрос. И, прежде всего, никак не упоминайте обвинение против нее – это может стать слишком сильным ударом.
– Спасибо, доктор, – нетерпеливо ответил я. – Буду очень осторожен.
– И помните, в первый раз расспрашивайте ее не больше десяти минут.
Я кивнул и открыл дверь. Хелен привстала на постели, что явно показало, какие страдания ей пришлось перенести. Она была измождена и бледна, но, увидев меня, улыбнулась и подставила щеку для поцелуя.
– Доброе утро, – прошептала она. – Те цветы были прекрасны.
– Я рад, что они тебе понравились, сестренка, – сказал я присаживаясь у постели.
Я задал ей свои обычные вопросы: как она себя чувствует и не нужно ли ей что-нибудь, а затем попытался перейти к важным вещам.
– Хелен, дорогая, нас беспокоят важные вопросы о той аварии. Доктор сказал, что этим утром ты сможешь говорить минут десять, так что я хочу задать тебе пару вопросов.
– Погоди минутку! Доктор сказал, что я могу по-настоящему говорить десять минут?
– Да, дорогая.
– Тогда у меня есть сотни вопросов, на которые ты должен ответить. Я хочу узнать о многом, – она посмотрела вдаль и приложила руку ко лбу. Наконец, она обернулась ко мне и сказала:
– Сначала расскажи мне, кто я!
На мгновение я оцепенел. Мой мозг взрывался, и мне казалось, что моя голова расколется.
– Хелен, дорогая, что ты сказала? – прохрипел я, как если бы мой язык распух. Все еще смотря прямо на меня, она продолжила:
– Они называют меня Хелен, и я догадалась, что ты – мой брат. Еще есть милая девушка, которая приходит каждый день. Кажется, что мы с ней очень дружны, но я не знаю ее – я лишь слышала, что ее зовут Мэри. Расскажи мне, кто она!
Если бы я мог сбежать из палаты! Невиданный прежде страх охватил меня. Я увидел, как две большие слезы проступили на глазах Хелен, и затем скатились по щекам, пока я собирался с силами, размышляя о том, как пробудить отказавшую память.
– Хелен, дорогая сестренка, я – твой брат. Милая девушка, о которой ты говорила, – это Мэри Пендлетон, одна из лучших друзей, которые только могут быть. Она была твоей подругой невесты, разве ты не помнишь?
Хелен вяло покачала головой.
– Выходит, я замужем? – спросила она.
– Ты была замужем за Джеймсом Фельдерсоном. Ты не помнишь его?
Она снова покачала головой.
– Нет. Все ушло из памяти, – на минуту она задумалась, а затем спросила: – Он умер?.. Мой муж?
– Да, – пробормотал я, пытаясь сдержать слезы. – Он погиб в той же самой аварии...
– Каким он был?
– Хелен, вспомни! – воскликнул я, борясь с обуревавшим меня ужасом. – Сестренка! Ты должна вспомнить, хоть это и тяжело. Джим. Ты не помнишь огромного добряка Джима? – Я выхватил из кармана часы и раскрыл их – с внутренней стороны крышки находилась фотография Джима. Я поместил ее туда, будучи мальчишкой, как только с ним познакомился. Я держал часы перед глазами сестры. – Хелен, ты должна его вспомнить!
Она смотрела на фотографию глазами, наполненными слезами и страхом, но в ее взгляде не было искры узнавания. Испугавшись, что я мог слишком взволновать ее, я сел рядом и попытался как можно лучше описать Джима. Я был лишь на середине рассказа, когда дверь отворилась, и в палату заглянул доктор Форбс.
– Мистер Томпсон, десять минут истекли.
Я остановился и поцеловал Хелен.
– Пообещай, что завтра вернешься, – шепнула она.
Я пообещал и вышел из палаты. Ожидавший в коридоре врач вопросительно посмотрел на меня.
– Память совершенно покинула ее! – ахнул я.
Доктор сочувствующе похлопал меня по плечу.
– Мы заподозрили это позавчера. Я бы сказал вам раньше, но мы надеялись, что ваши вопросы заставят ее память заработать.
Я схватил его обеими руками.
– Доктор, нет ничего, что можно было бы сделать? Ей придется рассказывать обо всем с самого начала?
– Я еще не могу сказать. Может быть, в ее памяти что-то осталось. Нам придется подождать, пока больная не окрепнет – тогда станет виднее.
Глава XIII. Мы планируем защиту
Потеря памяти стала последней каплей. То, что она не могла вспомнить ничего важного, было достаточно плохо с физической точки зрения. Но когда я понял, что это полностью разрушило мои планы по ее защите от обвинения, свалившегося на ее хрупкие плечи, то я почувствовал, что наше дело по-настоящему безнадежно.
Я отправился в офис Симпсона и Тодда, и мне удалось застать их обоих. Симпсон, худощавый человек с седыми волосами и серыми глазами, сразу же устроил совещание для обсуждения дела. Он заставил меня пересказать с самого начала все, что я знал о смерти Джима. Иногда он прерывал меня и задавал вопросы, но большую часть времени он просто слушал, сидя спиной ко мне и смотря в окно. Временами мне казалось, что он вовсе не слушает меня, но внезапные вопросы подтверждали его интерес. Тодд, напротив, показывал явное внимание – большую часть времени он стенографировал мои слова. Когда я закончил, Симпсон встал и обернулся ко мне.
– Давайте разберем дело
