Мэри была словно второй сестрой для меня. Я относился к ней, как к сестре, и мы дружили так долго, что даже сплетники Истбрука перестали обсуждать наши взаимоотношения. Я бы женился на ней, захоти она того, но она относилась ко мне, как к ребенку: мои нелепые попытки проявить к ней любовь она называла «чепухой и вздором», что пресекло их. На свадьбе Хелен она была подружкой невесты, и являлась единственным человеком, способным хоть как-то повлиять на нее. Так что я почувствовал, что ее присутствие может сбалансировать покачнувшийся домашний очаг. Конечно, как бы это ни было прискорбно, я и сам потерял всякий самоконтроль: когда дело касается Джима, я за себя не отвечаю.
Я позвонил в дверь, и вскоре вышла как всегда сияющая Мэри.
– Привет, Бапкинс! – она поприветствовала меня, используя то отвратительное прозвище, которым она привыкла обзывать меня еще с детских лет. – Ты что, не ведешь учет или что-нибудь такое? В этом месяце ты уже два раза приходил ко мне.
– Мэри, у меня проблемы.
– Бедный мальчик, попавший в переделку, приходит к тетушке Мэри, чтобы все ей рассказать? – пропела она, скорчив рожицу, словно обращалась к любимой кошке.
– Мэри, брось! У меня настоящая проблема.
– Что случилось, Баппс?
– Сегодня Хелен сбежала с Фрэнком Вудсом.
– Ой, мамочки! – она сразу стала достаточно серьезной. – Баппс, куда они ушли?
– Они ушли, но вернулись. Хелен дома, с Джимом. Они пытались вынудить его дать Хелен развод. Случилась потасовка, и Вудс угрожал убить Джима, если тот не отпустит Хелен. Но затем Фрэнк надел пальто и шляпу и отправился восвояси. Хелен нуждается в твоем обществе. Остальное я расскажу по дороге.
– Хорошо, я скоро буду, – сказала она, ускользнув наверх.
Когда Мэри прижалась ко мне в машине (а прижималась она хорошо, лучше любой другой девушки), я все ей рассказал, не забыв и о той части, где я выбил пистолет из рук Вудса.
– Прекрасно, Баппс! Уверена, ты перепугался, – прокомментировала она, сверкнув глазами.
– Честно говоря, я не знал, что делаю, – засмеялся я. – Мне так жаль Джима.
Лицо Мэри омрачилось.
– Мне тоже, Баппс, но это можно было предвидеть. Джим слишком хорош для нее. Я люблю Хелен, но могу сказать, что в мужья ей годится разве что какое-нибудь животное, которое будет избивать ее. Она сможет полюбить только такого типа. Накануне свадьбы она призналась мне, что если бы Джим хоть раз проявил к ней жестокость или безразличие, то она смогла бы полюбить его до смерти. Единственная причина, по которой Хелен признает тебя или меня, так это то, что мы никогда не обращали на нее внимания, если она капризничала или дулась. Именно поэтому она без ума от Фрэнка Вудса. Появившись в Истбруке, он не обращал на нее никакого внимания.
– И если Джим будет жесток к ней, то, думаешь, она вернется к нему?
Она покачала головой.
– Нет, это другое. Сейчас, если он будет жесток, она еще больше возненавидит его.
– Что лишний раз показывает, насколько непостижимы женщины, – пошутил я.
– Что показывает твою глупость, – ответила она. – Вам бы, мужчинам, понять, что женщинам нужно давать то, чего они хотят, а не то, что, как вам кажется, они должны хотеть. Если бы вы совершенствовали свою романтичность так же, как вы совершенствуете свои юридические навыки, то женщины не были бы такой уж загадкой, какой вы их себе представляете.
– Ну, так почему же вы нам не говорите что вам нужно?
– Глупый! Это же все испортит, разве ты не понимаешь? К тому же мы сами не всегда уверены, чего же мы хотим.
Мой поднявшийся во время беседы дух вновь упал, как только перед нами появился большой дом Джима. Казалось, что несчастье отразилось на облике дома. Замечали ли вы, что, глядя на дом, можно определить, какую жизнь ведут его обитатели? Счастливую или несчастную, здоровую или в болезнях, богатую или бедную – все это заметно, как если бы стены пропитывались жизнью в доме.
Я отправил Мэри наверх, к Хелен, а сам тем временем пошел в гостиную – разыскивать Джима, но там не оказалось никого, кроме дворецкого Уикса. Он разводил огонь в очаге, ведь, несмотря на то, что еще был только сентябрь, но по ночам было уже холодно. Я схватил вечернюю газету – проверить, не появились ли в печати какие-либо известия о скандале. Я был уверен в том, что напрямую там ничего нет, но в «Сан» умудряются описывать скандалы так, что участвующие в них лица вполне узнаваемы, хоть и не называются по именам. При этом герои статей совершенно беспомощны – так все отредактировано.
Я заметил, что Уикс тратит слишком много времени на разведение огня. Несмотря на то, что он уже разгорелся, дворецкий все еще возился, подметая стружки и поправляя щипцы. Если Уикс так себя ведет, то обычно это значит, что у него есть какой-то вопрос, и он хочет услышать ответ на него. Я решил не обращать на него внимания и заставить его, наконец-то, спросить напрямую. От очага он перешел к столу, где поправил стопку книг и журналов, поглядывая на меня и стремясь поймать мой взгляд. Я же уткнулся в газету, притворившись, что она меня очень заинтересовала. Когда, в конце концов, он отошел от меня, во мне проявился гуманизм – я отложил в сторону газету и повернулся к нему:
– Ну, Уикс, что вы хотите? – спросил я.
Уикс взглянул на меня с выражением лица как у мальчишки, застуканного у банки с вареньем.
– Ничего, сэр! С... совсем ничего, – он обернулся и направился к выходу.
– Уикс, подойдите сюда, – позвал я. – Я знаю, что если ты без нужды вертишься в комнате – как это было в течение последних десяти минут, – то это значит, у тебя что-то на уме. Ну, выкладывайте.
– Сэр, я только хотел спросить, не лучше ли мне начинать искать другое место?
Это был экстраординарный вопрос. Уикс служил у Фельдерсонов с тех пор, как они поженились.
– Уикс, отчего у тебя