И долго еще стоял Жуков и смотрел на дверь, за которой скрылись его генералы. Он знал их всех, как ему казалось, до мозга костей. Он не только воевал вместе с ними все эти годы, он поднимал их со ступеньки на ступеньку, он писал на них реляции к награждению, он школил их и хвалил, защищал перед Верховным, когда они давали слабину, он сделал из них настоящих полководцев. Но он знал также, что все они ничего из себя не представляют без жесткого и решительного руководства. Стоит лишь ослабить сжимающий их кулак, и каждый из них перестанет выполнять свои обязанности с тем рвением, без которого нет победы. Тот же Катуков, умница и хитрован, когда речь идет о выполнении приказа, тот самый Катуков, который, будучи командиром танковой бригады, столько крови попортил генералу Гудериану в октябре сорок первого, выщелкивая его танки из засад, тот самый Катуков, танковая армия которого насмерть стояла против полчищ Манштейна на южном фасе Курской дуги, без соответствующего приказа и контроля — гурман, выпивоха и бабник. Разъелся до того, что не влезает в танк. Или Валецкий: от сих до сих — лучшего исполнителя не найти. А сверх того — и ожидать нечего. И так почти каждый.
В воздухе огромного помещения еще витал терпкий дух страха, противоречий и даже ненависти. Жуков не утруждал себя заботой о том, чем отзовется в будущем на нем самом его сегодняшняя проработка генералов. Его это не волновало. Есть лишь один человек, который может повлиять на его судьбу, но этот человек далеко и не станет вдаваться в подробности того, каким образом его Первый заместитель добудет Победу. Все остальное не имеет значения.
Жуков потер пальцами свой выпуклый лоб и посмотрел на часы. Звонить Сталину? Он обещал Верховному взять Зееловские высоты сегодня, но обещание не выполнил. Оправдываться? Нет уж, хотя причин для оправдания хватает. Но это не те причины, которые принимает Верховный. В конце концов, он, Жуков, сам виноват, что слишком понадеялся на своих генерал-полковников. Теперь-то они зашевелятся. Но пусть Сталин звонит сам. А там посмотрим.
И Жуков вернулся к столу и склонился над картой.
Глава 6
Дивизия полковника Матова разместилась на отдых в небольшом немецком городке, почти полностью оставленном жителями, ушедшими вместе с отступающими войсками. Городок лежал в стороне от главных дорог, был чист, опрятен, нашпигован всякой стариной: замками, каменными и бронзовыми статуями, музеями. Боев в этом городке не велось, авиация его практически не бомбила — с десяток разрушенных домов, не более. Работал водопровод, канализация, телефон, электростанция. Правда, все это усилиями тыловых служб Красной армии, но для Матова не имело значения, кто это обеспечивал. Главное, что оно было.
Дивизию сюда перебросили на машинах. Она с трудом протиснулась сквозь сплошные потоки танков и артиллерии, идущих к передовой: сработала не видная Матову с его колокольни пружина, приведшая в движение то, что никак до сих пор не откликалось на его настойчивые призывы о помощи.
Высланные заранее квартирмейстеры распределили полки дивизии по районам города, внутри района — побатальонно, поротно и повзводно. В городок дивизия прибыла под вечер, она была накормлена и теперь отдыхала после многодневных боев.
Солнце садилось, когда Матов на «виллисе» решил объехать подразделения своей дивизии. Он взял в свою машину начальника политотдела дивизии подполковника Лизунова и коменданта города, капитана саперных войск Чехлова, совсем еще молодого человека. Машина коменданта с автоматчиками шла за ними следом.
Улицы пустовали, лишь снаружи виднелись часовые. Солдаты и офицеры его дивизии спали по большей части вповалку, не решаясь занять пустующие кровати отсутствующих хозяев. Скорее всего, лечь в чистую постель было отложенным удовольствием, которое станет более полным после бани, которую обещали лишь на завтра. Комендант заверил, что все уже подготовлено. Правда, бань всего две, и в них за день целую дивизию не помоешь, зато приготовлены душевые в бывшей скотобойне.
Матов удивленно глянул на капитана, и тот заспешил:
— Не извольте беспокоиться, товарищ полковник: мы там все вычистили, продезинфицировали. Там душевые идут сплошняком, так сказать, технологическая линия, так что одновременно может мыться сразу не менее трехсот человек. Что касается котлового довольствия, то приказано по полной норме. И наркомовские сто грамм, само собой. И комплекты обмундирования: тут у нас целый склад, всех переоденем в новенькое. Так что не извольте беспокоиться, товарищ полковник, — еще раз настойчиво повторил он.
Матов с любопытством посмотрел на капитана, дважды услыхав его «не извольте беспокоиться», но ничего не сказал, хотя и странно: такой молодой, а пользуется словами, бывшими в ходу еще до революции, — словами, в которых есть нечто холопское. Впрочем, неважно, кто и как говорит, важно, что и как делает. А комендант не только дело знает, но и старается.
«Виллис» катил по брусчатке, уложенной замысловатыми спиралями, мимо старинных зданий, мимо костела, ратуши, магазинов с разбитыми окнами и валяющимся там и сям тряпьем, поломанной старинной мебелью и битой посудой. Трудно было поверить, что это сделали немцы, убегая из города.
— Что здесь произошло? — спросил Матов у коменданта, кивнув головой в сторону очередного разгромленного магазина.
— Мародеры, товарищ полковник. Передовые части прошли, а всякие там тыловики… А у меня комендантский взвод — всего двадцать человек. Из выздоравливающих. За всем не уследишь… Да вон, извольте полюбоваться, — и показал рукой на один из окраинных старинных домов, отличающийся богатой лепниной, окруженный вычурной чугунной оградой, возле которого стояли два крытых брезентом «студебеккера». Какие-то расхристанные солдаты таскали из этого дома ящики и большие свертки и грузили в машины.
— Поехали, выясним, — приказал Матов, и «виллис» свернул в боковую улицу.
— Они вас не послушают, товарищ полковник, — забеспокоился комендант. — Я уже пробовал с ними разговаривать, так мне совали какие-то бумаги, в которых я ничего не понимаю. А иные так и за оружие хватаются.
«Виллис» остановился возле «студебеккеров». Полковник Матов и комендант вышли из него, но на них никто не обратил внимания. Даже лейтенант, который, судя по всему, распоряжался погрузкой.
— Товарищ лейтенант! — окликнул Матов офицера.
Лейтенант, длиннолицый, носатый, узкоплечий, оглянулся, смерил Матова с ног до головы скучающим взглядом.
— Я вас слушаю, товарищ полковник, — произнес он, не двигаясь с места.
— Товарищ лейтенант! — повторил Матов, стараясь сохранять спокойствие. — Извольте подойти, когда к вам обращается старший по званию.
— Пож-жалуйста, если вам это так необходимо, товарищ полковник, — передернул плечами лейтенант.
Он подошел вразвалочку, остановился в двух шагах перед Матовым, небрежно бросил руку к лакированному козырьку фуражки, представился:
— Лейтенант Драбкин из политотдела штаба армии.
— Ваши документы, —
