Но на лейтенанта это не подействовало. Он усмехнулся с тем высокомерием, с каким может усмехаться человек, сознающий свою неуязвимость перед пехотным полковником.
— Прежде чем требовать документы у меня, вы, товарищ полковник, должны представиться сами и предъявить свои документы.
— Полковник Матов, командир сто восемьдесят шестой пехотной дивизии и, в соответствии с приказом Верховного главнокомандующего Красной армии, начальник гарнизона этого города, поскольку моя дивизия с сегодняшнего дня в нем расквартирована. А капитан Чехлов является комендантом этого города. Итак, ваши документы.
— Пож-жалуйста, — и лейтенант протянул Матову офицерское удостоверение.
— Лейтенант Дранкин, — вслух прочитал Матов. Перевернул несколько страничек. — Инструктор-переводчик политотдела штаба армии.
— Вы здесь старший?
— Нет. Старшим здесь майор Капеляев. Он внутри здания.
— Что вы здесь делаете?
— По распоряжению политотдела армии мы отбираем ценности, вывезенные фашистами из оккупированных районов СССР, для возвращения их на родину… Да вот и сам майор Капеляев. Он вам все объяснит.
Стремительно, точно собирался тотчас же кинуться в драку, подошел высокий майор, толстые усы нависают над толстой губой, лицо обметано трехдневной щетиной.
— В чем тут дело? — спросил он, глядя на своего подчиненного и в упор не замечая никого другого.
— Да вот… полковник… начальник местного гарнизона, интересуется, чем мы тут занимаемся, — все с той же презрительной усмешкой ответил своему командиру лейтенант Дранкин.
— На каком основании? — повернулся майор Капеляев к Матову. — Кто вы такой, черт возьми, чтобы вмешиваться в действия политорганов?
— Ваши документы, — спокойно предложил Матов.
— Извольте, — после некоторой заминки полез в карман кителя майор. — Но вы будете отвечать за самоуправство.
— Старший инструктор по работе среди войск и населения противника при политотделе штаба армии, — прочитал Матов. Посмотрел на майора, на его надменное лицо с густой щеткой усов, потребовал: — Разрешение на право изъятия ценностей.
— Какие еще разрешения, полковник! — возмутился майор. — Мы получили устные указания от начальника политотдела армии отбирать все, достойное внимания, чтобы ценности не были разворованы или уничтожены мародерами.
— Еще раз повторяю: разрешение на изъятие ценностей.
— Нет у нас разрешения, полковник. И оно нам ни к чему. Фашисты без всяких разрешений грабили наши музеи и картинные галереи, вывозили картины и другие произведения искусства. А вы о каких-то разрешениях! — все более повышал голос Капеляев. — У меня есть устный приказ моего начальства, генерала Волощенко. И вообще, я полагаю, в данном случае бюрократические проволочки неуместны.
— Почему по прибытию в этот город вы не обратились к коменданту? — не отступал Матов.
— Я считаю это излишним, — снова стал надуваться майор, почувствовав в интонации полковника некоторую неуверенность. — У нас свои задачи, у вас, товарищ полковник, свои. Я в ваши не вмешиваюсь, вы не имеете права вмешиваться в мои. В моем удостоверении ясно написано: старший инструктор по работе среди войск и населения противника. Изъятие ценностей, награбленных фашистами в нашей с вами, между прочим, стране, есть часть нашей работы. Об этом вы можете прочитать в соответствующих инструкциях Главного политуправления Красной армии.
— Прочитаю, майор, прочитаю. А пока извольте сдать оружие и следовать за комендантом со всеми вашими людьми.
— Да как вы смеете! Я… я буду жаловаться своему начальству! — возмутился Капеляев. — Я боевой офицер! Я на фронте с августа сорок первого! Вы не имеете права!
— Вы… боевой офицер? — усмехнулся Матов. — Вот они, — кивнул он головой в сторону коменданта и своего адъютанта, — они да, боевые офицеры: с июня сорок первого не вылезают из окопов… разве что в госпиталя.
— Это не имеет значения. Мы тоже шли на фронт воевать, но нам приказали нести воинскую службу там, где мы можем принести большую пользу.
— Все имеет значение, майор, — жестко отпарировал Матов. — Боевые офицеры мародерством не занимаются. — И приказал: — Арестовать всех! Забрать оружие!
И тут же автоматчики встали по бокам офицеров.
Спесь слетела с майора Капеляева: он явно впервые столкнулся с таким к себе отношением. Тем более что до этого никому не было дела до того, чем занимался он со своими людьми в брошенных немцами городах, через которые прошли, не задерживаясь, передовые части. А занимался майор Капеляев именно мародерством, хотя и по приказу своего начальства. И по большей части не для себя, а для этого начальства.
— Послушайте, полковник, — заговорил он совсем другим, почти доверительным тоном, сделав шаг в сторону Матова. — Давайте решим этот конфликт миром. Ни мне, ни вам не нужны осложнения. А они могут принять вполне определенный характер. Я даже согласен вернуть изъятые вещи туда, откуда они были взяты. В конце концов, мы с вами свои же люди.
— Вы напрасно на это рассчитываете, майор. — ответил Матов. — Во-первых, люди мы с вами разные, хотя и носим одну и ту же форму. Во-вторых, я не уверен, что вы не отправитесь мародерствовать в другое место. Так что давайте доведем это дело до конца… — И обращаясь к автоматчикам: — В машину их!
— Вы за это ответите перед трибуналом! — вскрикнул вдруг, побагровев, Капеляев, когда его под локоток подсаживали в комендантский «джип». — Я буду жаловаться самому командующему фронтом! — погрозился он.
Но Матов уже не обращал на майора ни малейшего внимания.
— Капитан, — обратился он к коменданту, отозвав его в сторону. — Арестуйте машины и всех, кто занимается так называемым изъятием ценностей. И в комендатуру. Составьте акт, перепишите все, что они там изъяли. Потребуйте, если это не противоречит вашим прямым обязанностям, от офицеров объяснительные записки: кто приказал, когда и где. Чтобы у вас были бумаги, если придется оправдываться. И особенно с ними не церемоньтесь.
Оставив коменданта заниматься арестованными, Матов сел в машину, чтобы продолжить объезд расквартирований своей дивизии. И когда машина тронулась, обернулся к своему замполиту подполковнику Лизунову, не принимавшему никакого участия во всей этой истории:
— Викентий Степанович, а вас я попрошу, как только вернемся в штаб, связаться с политотделом армии, а если понадобится, то и фронта, и выяснить у них все, что касается изъятия ценностей. Я нутром чую, что это обыкновенные мародеры и никакого разрешения у них нет. Ни письменного, ни устного. О результатах переговоров поставьте меня в известность. Если возникнут осложнения, валите все на меня.
Глава 7
Отведенный под штаб дивизии старинный дом с замысловатой лепниной своими стрельчатыми окнами смотрел на мощеную булыжником городскую площадь, посреди которой возвышалась конная статуя какого-то рыцаря. Сиреневый апрельский вечер тихо таял среди домов, погружаясь в полумрак тесных улочек и переулков. В белесом небе с писком носились ласточки; высоко, точно струящиеся паутинки, уплывали на северо-восток изломанные линии птичьих стай. Не исключено, что через несколько дней они окажутся над Беломорьем, над Двинской
