Этой ночью, несмотря на насыщенный день, Жан спал беспокойно. Бессмысленные и бессвязные сновидения сменяли друг друга. Сквозь эту фантасмагорию прорезался отчетливый и до боли знакомый голос Марты.
— Будь осторожен с Эвриалой, — Жан вздрогнул во сне, — она осталась стражем Пограничья, хоть и вернула себе облик человека. Бессмертный, могущественный страж!
Возникло видение пожирающей карликов Эвриалы.
Молодой человек вновь очутился на той злосчастной поляне в Зазеркалье. Хотелось сжаться в комок, закрыв глаза и зажав уши при этом. Ужас, всеобъемлющий и всепоглощающий, вновь разрывал его изнутри. Он вновь видел и переживал то, что старался забыть, стереть из своей памяти. Визжали карлики, рассыпавшиеся по оврагу как разноцветные игрушки. Вопил осел, привязанный к дереву. Жан отчетливо разглядел, как из-за деревьев не спеша, словно любуясь произведенным впечатлением, выползало чудовище. Лунный свет, отражавшийся от огромного чешуйчатого тела, переливался самоцветами, а рыжие сложенные крылья с длинными перьями совсем не гармонировали со стальной чешуей. Руки с мощными острыми когтями и морда, отдаленно напоминающая человеческое лицо с красными горящими глазами. Длинные волосы шевелились, словно живые, шелестели крылья чудовища, цепляясь за деревья.
Он видел, как кончиком хвоста чудовищный монстр подцепил карлика. Жан вспомнил ее мерзкую ухмылку, возникшую на уродливой физиономии. Он отчетливо слышал, как маленький человечек молился в голос.
— К чему такая жестокость? Ты ведь не злая. Существо с таким божественным голосом не может быть злым, — словно со стороны он слышал свой голос.
— Я не злая. Даже наоборот, очень добрая, поэтому начну есть с головы, чтобы он не мучился, — комментировала она, пожирая Адамо.
Жан застонал, переживая во сне тот безумный животный страх. Это воспоминание он навсегда хотел стереть из своей памяти.
— Слышишь ты меня? — опять возник в голове голос Марты.
— Слышу, слышу, — как-то безрадостно отозвался он.
Состояние летаргии сковало его тело, и попытки проснуться оказались плачевны.
— У тебя есть иммунитет против ее зова, но справиться с ней земным оружием невозможно, она бессмертна…
— А как же люди, о которых рассказывал Том?
— Их не спасти, у них выпита душа.
— Очевидно, особи вашего мира любят ею закусить, — грустно усмехнулся Жан.
— Это лакомство по вкусу многим, не только духам.
— Марта, но ты ведь можешь мне помочь?
— Увы, я бессильна в вашем мире, мне надо время. Том будет тебе напарником, а профессор…
Марта исчезла, так и не закончив фразу. Отчаяние, перемешанное с растерянностью, опять поселились в его душе. Жан резко проснулся, с досадою поморщившись. Сон, прерванный таким странным образом, уже не возвращался.
Интернет пестрил какими угодно сообщениями, исключая только богиню по имени Энигма и массовую пропажу людей.
— Странно, очень странно, — прошептал Жан, — если все рассказанное Томом правда, то должны были пропасть десятки, а, быть может, и сотни человек в одной местности. Но тишина.
Анализ свалившейся на его голову информации не принес ничего, кроме миллиона новых вопросов и головной боли. Он ходил из угла в угол, как раненое животное, поймав себя на том, что начал рассуждать вслух, пытаясь разгадать подкинутый провидением ребус. Но логика в данном случае не работала. Все, что происходило в его жизни, в жизни агента Ворона — общение с высшей силой, временные перемещения, мифические персонажи и немыслимое чудовище, которое могло быть только плодом больного воображения, — не вписывалось в чинный и предсказуемый порядок жизни среднестатистического человека.
Жан не выдержал и вызвал Громова:
— Не спится, молодой человек? — вопрос звучал так, словно полковник его ждал. — Мне тоже. Ну что скажешь?
— Помнишь, Сан Саныч, мое возвращение из Зазеркалья?
Громов непонимающе сузил глаза.
— Ну, много чего тогда произошло. Что конкретно ты имеешь в виду?
Жан раздраженно тряхнул головой, злясь на Громова за непонимание, казалось бы, очевидных вещей.
— Вспомни, как экстренно Кевин выводил меня из транса! А профессор сказал, что в момент моей материализации датчики зафиксировали мощный выброс сгустка какой-то неизвестной энергии, пронесшейся мимо нас с космической скоростью?
— Припоминаю что-то…
Жан горько усмехнулся.
— Мы тогда пришли к выводу, что это всего лишь веселые картинки разыгравшегося воображения путешественника во времени. Но все не так радужно. Чудовище прорвалось в наш мир.
— Очень интересно, и как ты это выяснил? — протянул Громов.
Жан пересказал то, что услышал от Тома, и разговор с Мартой. Офицер долго молчал. Его каменное непробиваемое лицо застыло, а стальные глаза превратились в щелки. По напряженному лицу полковника Жан понял — информация его зацепила.
— Неожиданно… — изрек он, спустя несколько минут.
Громов некоторое время задумчиво сидел, чуть слышно постукивая пальцами по столешнице. В голове у Жана промелькнула мысль: «А может, подключить к обсуждению профессора?»
Но словно опережая его действие, Громов резко проговорил:
— Нет, профессор сейчас нам не помощник. С бухты-барахты этот вопрос не решить. Приезжай, покумекаем, — и резко отключился.
В аэропорту его встретил Громов. Полковник был как всегда подтянут и одет с иголочки. Лукавый прищур его глаз и кривая ухмылочка почему-то сразу насторожили Жана.
— Что? — задал он вопрос вместо приветствия.
— Пойдем, а то упадешь прямо здесь, тащи потом такую тушу, — заворчал он, опять иронично ухмыльнувшись.
Однако все попытки Жана разведать, что явилось причиной столь явной загадочности на лице Громова, проваливались на подлете. Полковник расспрашивал об Арин, о родителях, о погоде и природе, практически не давая Жану вставить слово. Наконец томительное путешествие завершилось, и они подъехали к лаборатории профессора.
— Так-так-так, — покачал головой профессор, увидев Жана и протягивая руку для пожатия.
— Слушайте, ваши загадочные перемигивания начинают давить на психику. Может, расскажете уже?
Громов кинул на стол довольно дорогой глянцевый журнал из разряда «не для всех». Великолепная обложка светилась в лучах пробивающегося через жалюзи солнца, размывая изображение. Жан взял его в руки, чтобы рассмотреть поближе.
— Знакомься, — чинно произнес офицер, словно представляя знатную особу, — Королева Счастья собственной персоной со своим
