– Интересно, работает ли он, – сказала одна девушка. – Может, там есть Интернет! Тогда можно выйти на Facebook и сообщить, что мы в Мосуле.
Я не имела ни малейшего представления, как пользоваться ноутбуком или компьютером – я видела его впервые в жизни. Поэтому я просто наблюдала, как две девушки медленно приблизились к столу. Мысль о том, чтобы выйти на Facebook, придала нам надежды, и скоро об этом уже шептались все. Некоторые перестали плакать. Другие впервые с Солаха встали без посторонней помощи. У меня сильнее забилось сердце. Мне очень хотелось, чтобы это устройство сработало.
Одна девушка открыла ноутбук, и экран загорелся. Мы задержали дыхание, глядя на дверной проем, в котором мог в любой момент появиться боевик. Девушка нажала на несколько клавиш сначала слегка, затем сильнее. Потом она закрыла крышку, повернулась к нам и покачала головой.
– Не работает. Простите, – сказала она, чуть не плача.
Ее окружили подруги, стараясь утешить. Мы все были сильно разочарованы.
– Ладно, ты хотя бы попыталась, – шептали ей. – К тому же, если бы он работал, люди из ДАИШ не оставили бы его здесь.
Сейчас я надеялась, что от нас и вправду воняет. Запах служил нам оружием, защищавшим от мужчин.
Я обернулась к стене, где сидели девушки из Тель-Узейра. С тех пор, как нас привели сюда, они не сказали ни слова и даже не пошевелились. Они так сильно прижались друг другу, что невозможно было сказать, где заканчивается одна и начинается другая. Их лица казались масками чистого горя, и я подумала: неужели когда-нибудь так буду выглядеть и я?
5В тот же вечер открылся рынок рабов. Снизу донесся шум – это боевики готовились к торговле, и, когда в комнату вошел первый мужчина, все девушки закричали, как будто раздался взрыв. Мы стонали, как раненые, сгибались пополам и делали вид, что нас тошнит, но это не остановило боевиков. Они просто расхаживали по комнате и наблюдали, как мы стонем и умоляем их пощадить нас. Те, кто знал арабский, умоляли на арабском, а девушки, которые знали только курдский, старались вопить погромче. Мужчины же отнеслись к нашей панике как к детской выходке – неприятной, но не заслуживающей особого внимания.
Боевики ощупывали нас повсюду, как будто мы были животными.
Сначала они подходили к самым красивым девушкам, спрашивали, сколько им лет, и внимательно осматривали волосы и рот.
– Они же девственницы, правда? – спрашивали они охранника, который довольно кивал и отвечал: «Конечно!» – словно продавец, расхваливающий свой товар. Некоторые девушки рассказывали, что их проверял доктор – не солгали ли они о своей девственности, – но меня и других просто спросили об этом. Другие настаивали, что они не девственницы, надеясь, что от этого интерес к ним пропадет, но боевики им не верили.
– Они же молодые и езидки. Ни одна езидка не занимается сексом до свадьбы.
Боевики ощупывали нас повсюду, как будто мы были животными; их руки перебегали с наших грудей на ноги.
В царившей суматохе они расхаживали по комнате, разглядывая девушек и задавая вопросы на арабском и туркменском языках. Нафах, прибывший сразу же, как открылся рынок, выбрал очень молодую девушку, вызвав смех других боевиков.
– Мы так и знали, что ты возьмешь ее, – поддразнивали они его. – Когда закончишь с ней, скажешь – я тоже хочу.
– А ну тихо! – кричали на нас боевики. – Заткнитесь!
Но от их приказов мы кричали еще сильнее. В дверях показался один боевик постарше, толстяк с огромным животом по имени Хаджи Шакир – позже выяснилось, что это был один из командиров в Мосуле. За ним шла девушка в никабе и абайе, какие носят все женщины в «Исламском государстве».
– Это моя, – сказал он, вталкивая ее в комнату. – Она расскажет вам, как счастлива теперь, когда приняла ислам.
Девушка приподняла никаб. Несмотря на свою хрупкость, она была красивой, со смуглой кожей, а когда она приоткрыла рот, на свету сверкнул золотой зуб. Мне показалось, что ей не больше шестнадцати лет.
– Она была моей сабия с третьего августа, когда мы освободили от неверных Хардан, – сказал Хаджи Шакир. – Расскажи, как ты обрела спокойствие со мной и что ты теперь не кафир, – обратился он к девушке, которая по-прежнему молчала. – Расскажи!
Она опустила глаза, но ничего не ответила. Похоже, она физически не могла говорить. Тут в комнате стало шумно, а когда я снова оглянулась на дверь, девушки уже не было. Тем временем Хаджи Шакир подошел к еще одной сабия – молодой девушке, которую я знала по Кочо.
Я потеряла самообладание. Если меня все равно заберет какой-нибудь боевик, то так просто я ему не дамся. Я кричала и вопила, размахивала руками и отталкивала всех, кто хотел дотронуться до меня. Другие девушки делали то же самое, они извивались всем телом, падали на пол или крепко обнимали сестер и подруг, пытаясь защитить их. Мы уже не боялись, что нас изобьют; некоторые, в том числе и я, надеялись разозлить боевиков, чтобы они нас убили. Когда один из них ударил меня по лицу и воскликнул: «Это она вчера была зачинщицей!» – я удивилась, каким нечувствительным оказался его удар. Гораздо больнее было, когда он хватал меня за грудь. Потом он отошел, я упала на пол, и Нисрин с Катрин попытались утешить меня.
Возле нас остановился другой боевик. Я прижала колени ко лбу и видела только его ботинки, из которых торчали толстые, как бревна, ноги. Это был высокопоставленный командир по имени Салван, который пришел с еще одной молодой девушкой-езидкой из Хардана. Он хотел ее продать, а взамен купить кого-нибудь еще. Он был невероятно огромным мужчиной, каких я прежде не видела, настоящий гигант в белой рубахе «дишдаша», просторной, словно палатка. На его губах под рыжеватой бородой застыла презрительная ухмылка. Нисрин, Роджиан и Катрин заслонили меня, но он не уходил.
– Встань! – приказал он, но я продолжала лежать, и он пнул меня. – Ты! Девчонка в розовой кофте! Я сказал: встать!
Мы заплакали и крепче прижались друг к другу, но это еще больше раззадорило Салвана. Он нагнулся и попытался разнять нас, хватая за плечи и руки. Но мы все равно вцепились друг в друга. Наше сопротивление его сердило, и он кричал, чтобы мы встали, пиная нас ногами.
ИГИЛ спланировало все это заранее: как они захватят наши дома, как отберут девушек, кто будет сабия, кого дарить, а кого продавать.
В конце концов эта стычка привлекла внимание охранника, который подошел и стал так больно бить нас по рукам палкой, что нам пришлось разомкнуть объятия. После этого нас растащили. Салван с ухмылкой навис надо мной, и я впервые
