Я смотрела на пол, не в силах произнести ни слова.
– Мы приехали в Синджар, чтобы убить всех мужчин и забрать женщин и детей, – продолжил мой хозяин. – К сожалению, некоторые скрылись на горе.
Мне стало больно от самого названия моей деревни. Оно пробуждало воспоминания о доме и о близких.
Хаджи Салман говорил так около часа, пока я сидела на краю матраса, стараясь не прислушиваться к его словам. Он проклинал мой дом, мою семью и мою религию. Он сказал, что провел семь лет в мосульской тюрьме Бадуш и теперь хочет отомстить всем неверным Ирака. Он говорил, что все происшедшее в Синджаре – это хорошо и что я должна радоваться тому, как ИГИЛ искореняет езидизм в Ираке. Он пытался убедить меня принять ислам, но я отказывалась. Я не могла смотреть на него. Его слова звучали для меня бессмыслицей. Он прервал свою речь, только чтобы ответить на звонок жены, которую называл Умм Сара.
Но хотя все его слова были нацелены на то, чтобы сильнее ранить меня, я надеялась, что он никогда не замолчит. Пока он говорит, он не дотрагивается до меня. Правила относительно девочек и мальчиков у езидов не такие строгие, как в других иракских общинах. В Кочо я ездила на машине со знакомыми мальчиками и ходила в школу вместе с ними, не беспокоясь о том, что скажут люди. Но эти мальчики никогда не дотрагивались до меня и не приставали ко мне. До Хаджи Салмана такого у меня не было ни с одним мужчиной.
– Ты моя четвертая сабия, – сказал он. – Три другие теперь мусульманки. Это я постарался. Езиды – неверные, поэтому мы так и поступаем. Это для твоего же блага.
Закончив говорить, он приказал мне раздеться.
Я заплакала и повторила:
– У меня месячные.
– Докажи. Мои другие сабайя тоже так говорили, – сказал он и начал раздеваться сам.
Я разделась. У меня на самом деле были месячные, и он меня не изнасиловал. Инструкция «Исламского государства» не запрещала половые сношения с женщинами во время менструации, но советовала хозяину подождать конца менструального цикла рабыни, чтобы убедиться, что она не беременна. Может, это в тот вечер и остановило Хаджи Салмана.
И все же так просто он меня не оставил. Всю ночь мы лежали на матрасе раздетые, и он ни на секунду не переставал дотрагиваться до меня. Я чувствовала себя, как в автобусе с Абу Бататом, который специально с силой сжимал мне грудь – мое тело болело и немело в тех местах, где его щупал своими пальцами Хаджи Салман. Я была слишком испугана, чтобы дать ему отпор, и к тому же я все равно ничего не добилась бы. Что может худая, слабая девушка? Я не ела как следует несколько дней или больше, если считать дни осады в Кочо, а его ничто не остановило бы.
Проснувшись утром, я увидела, что Хаджи Салман уже не спит. Я начала одеваться, но он остановил меня.
– Прими душ, Надия. У нас сегодня важный день, – сказал он.
После душа он протянул мне черную абайю с никабом, которые я надела поверх своего платья. Впервые я облачилась в консервативную мусульманскую женскую одежду, и, хотя ткань была легкой, мне было немного трудно дышать.
Через никаб я впервые смогла осмотреть это место при свете дня. Судья-шиит, по всей видимости, был очень богат. Он жил в престижной части Мосула с роскошными домами, окруженными садами и стенами. ИГИЛ, конечно, вербовал сторонников при помощи религиозной пропаганды, но боевиков со всех частей света привлекали еще и обещанием богатства. Когда они приезжали в Мосул, их селили в красивых домах и позволяли брать все, что они захотят. Жителям, которые не покинули город, обещали вернуть власть, которую они потеряли после 2003 года, когда США распустили баасистские органы власти и передали управление Ираком шиитам. Но ИГИЛ также взимало большие налоги, будучи, по сути, террористической группировкой, которой двигала жадность.
Боевики явно хвастались тем, что заняли лучшие здания города, развешивая повсюду свои черно-белые флаги. Местный аэропорт, как и весь район Мосульского университета, некогда одного из лучших учебных заведений Ирака, стали военными базами. Боевики захватили музей Мосула, второй по величине в Ираке, и те экспонаты, которые называли «антиисламскими», разрушили, а другие продали на черном рынке для финансирования своих военных операций. Ведущие командиры заняли даже пятизвездочный отель «Ниневия Оберой», здание с необычными косыми стенами, построенное в 1980-х годах при Саддаме. Говорили, что лучшие номера в нем предназначаются для террористов-смертников.
В 2014 году, с приходом ИГИЛ, Мосул покинули тысячи жителей, и брошенные ими вещи до сих пор лежали вдоль дорог, по которым ехали мы с Хаджи Салманом. Оставленные хозяевами автомобили превратились в обугленные каркасы; из полуразваленных домов с плоскими крышами торчали прутья арматуры; кое-где валялись остатки формы, брошенные иракскими полицейскими в надежде остаться в живых. Консульства, суды, школы, полицейские участки и военные базы – все это перешло под контроль ИГИЛ, и боевики оставляли свои следы повсюду, развешивая флаги, произнося речи из громкоговорителей на мечетях и даже закрашивая лица детей на стенах начальной школы – изображения считались «харам», то есть греховными.
Из местной тюрьмы Бадуш были выпущены заключенные, которым за это приказали присягнуть на верность «Исламскому государству». Присоединившись к террористам, они взрывали христианские, суфийские и шиитские храмы и священные сооружения, среди которых были исторические достопримечательности Ирака. Большая мечеть Мосула в Старом городе все еще стояла, хотя ее изуродовали, после того как Багдади встал на ее кафедре и объявил второй по величине город Ирака столицей «Исламского государства». К 2017 году большая часть города была разрушена.
Боевики оставляли свои следы повсюду, развешивая флаги, произнося речи из громкоговорителей на мечетях и даже закрашивая лица детей на стенах начальной школы – изображения считались «харам», то есть греховными.
Наконец мы остановились перед Мосульским судом, большим зданием песочного цвета на западном берегу Тигра, тонкие шпили которого напоминали минареты. Над ним реял большой флаг «Исламского государства». Это здание играло важную роль в планах ИГИЛ по установлению нового порядка в Мосуле – порядка, который теперь опирался не на законы центрального правительства Ирака, а на убеждения фундаменталистов. «Исламское государство» выпустило свои удостоверения личности и ставило свои номера на автомобили. Женщинам предписывалось закрывать лицо все время и выходить на улицы только в сопровождении мужчин. ИГИЛ запретило телевидение, радио и даже курение. Гражданские, не присоединившиеся к террористической группе, должны были выплачивать штраф, если они хотели покинуть Мосул, и им разрешалось пребывать за пределами города только ограниченное время. Если
