Лалеш должен сохранять первозданную чистоту. Посетители снимают обувь и идут по улицам босиком; каждый день добровольцы помогают прибираться в храмах и вокруг них. Они подметают дворы и подрезают деревья, моют дорожки и несколько раз в день заходят в полутемные здания, чтобы зажечь лампады с ароматным маслом из оливковых деревьев Лалеша.
Прежде чем войти в храмы, мы целуем косяки их дверей, стараясь не наступать на порог, который тоже целуем, а внутри завязываем шелковые нити узлами, и каждый узел означает желание и молитву. На большие религиозные праздники в Лалеш приезжает Баба Шейх; он приветствует паломников в главном храме, молится вместе с ними и благословляет их. По Лалешу протекает Белый Источник. Мы погружаемся в его воды там, где они впадают в мраморные резервуары. А во влажных и темных пещерах под гробницей Шейха Ади, где с грубых стен стекают капли и где источник разделяется и заканчивается, мы обрызгиваем друг друга, произнося молитвы.
Лучшее время для посещения Лалеша – апрель, в районе езидского Нового года, когда сменяется сезон и новые дожди заполняют священный Белый Источник. В апреле камни еще достаточно прохладны для босых ног, а свежая вода бодрит. Долина тоже выглядит обновленной, свежей и прекрасной.
Лалеш находится в четырех часах езды от Кочо, и расходы на поездку – бензин, еда, временное прекращение работ на полях, не говоря уж о животных, которые многие семьи приносят в жертву, – слишком велики, чтобы посещать его часто. Но я часто мечтала о такой поездке. В нашем доме было много фотографий Лалеша, а по телевизору показывали репортажи и фильмы о долине, о живших там священных шейхах и о танцующих паломниках. В отличие от Кочо, в Лалеше много воды, которая питает деревья и украшающие долины цветы. Храмы сделаны из древних камней с символами, отсылающими к нашим историям. Самое важное, что именно в Лалеше Тауси Малак впервые пришел в этот мир и дал людям цель существования и возможность обращаться к Богу. И хотя мы можем молиться повсюду, молитва в храмах Лалеша считается самой значимой.
Когда мне исполнилось шестнадцать лет, я поехала в Лалеш, чтобы омыться в священных водах. Я едва могла дождаться дня поездки и за несколько недель прислушивалась к каждому слову матери. Она говорила, что нужно проявлять уважение к другим паломникам и к каждому предмету в долине и что мы не должны носить обувь и мусорить.
– Не плюйтесь, не ругайтесь, не ведите себя плохо, – предупреждала нас она. – Не наступайте на пороги в храмах, а целуйте их.
Даже проказливый Саид внимательно слушал ее поучения.
– Вот здесь ты будешь окунаться, – говорила мама, показывая фотографию установленного в земле каменного резервуара, в который стекала струйка свежей воды из Белого Источника, лентой вьющегося вдоль главной дороги. – И здесь ты будешь молиться за свою семью.
С момента, когда мне исполнилось шестнадцать лет, и до ритуального омовения я вовсе не считала, что со мной что-то не так; это не означало, что я не «настоящая» езидка. Мы были бедны, и Бог не осуждал нас за то, что мы откладывали поездку. Но я очень радовалась, когда она наконец-то осуществилась.
Я проходила обряд в Белом Источнике вместе с несколькими другими моими братьями и сестрами. Одна из хранительниц Лалеша погрузила в источник небольшую алюминиевую чашу и полила водой мою голову, а потом побрызгала на меня, пока я молилась. Затем женщина завернула мою голову в белую ткань, и я положила монетку в качестве подношения на стоящий рядом камень. Вместе со мной посвящение проходила Катрин. «Я тебя не разочарую, – шептала я Богу. – Я ни за что не сверну с правильного пути. Я всегда буду оставаться на нем и идти вперед».
Когда в Синджар пришло ИГИЛ, все мы беспокоились о том, что станет с Лалешем. Мы боялись, что боевики разрушат наши храмы, как они разрушили множество других. Езиды, убегавшие от ИГИЛ, искали убежища в священном городе, охраняемом храмовыми слугами, и возносили молитвы Баба Шейху и Баба Чавешу, остававшимся в своих кельях, пока шли бои. Как и большинство езидских мест в Ираке, Лалеш находится вне территории Курдистана, и его не защищали пешмерга. Езиды, покинувшие свои дома, чтобы укрыться в священной долине, пребывали в постоянном страхе и физическом истощении. Они были уверены, что ИГИЛ начнет штурм храмов в любой момент.
Однажды один из этих езидов-беженцев, молодой отец, сидел при входе в храм вместе со своим сыном. Он не спал и думал обо всех погибших мужчинах и похищенных женщинах. Груз этих воспоминаний стал невыносим. Мужчина вытащил из-за пояса пистолет, и прежде чем кто-то успел его остановить, застрелился прямо у входа в храм, на глазах своего сына. Услышав выстрел, многие езиды решили, что это ИГИЛ, и бросились бежать на территорию Курдистана. Остались только храмовые слуги и Баба Чавеш, которые прибрались в храме, провели похороны и стали ждать, что будет дальше. Они были готовы умереть, если придет ИГИЛ. «Что у меня останется, если это место будет разрушено?» – спрашивал Баба Чавеш. Но террористы так и не пришли в долину. Ее защитил Бог.
После резни и по мере того как женщины возвращались из плена ИГИЛ, мы задумывались о том, какой будет наша следующая поездка в Лалеш. Нам нужны были эти храмы и даруемое ими утешение; но поначалу никто не знал, как к сбежавшим сабайя будут относиться живущие там святые люди. Мы обратились в ислам, и многие из нас потеряли девственность. То, что нас насильно заставляли это сделать, возможно, не имело значения. Мы с ранней юности знали, что езидское общество отвергает людей за такие грехи.
Но мы недооценивали наших религиозных лидеров. В конце августа, когда воспоминания о зверских убийствах до сих пор потрясали нас, они провели несколько собраний и быстро пришли к решению. Они постановили, что бывших сабайя следует приветствовать в общине и не судить нас за то, что с нами произошло. Мы не считаемся мусульманками, потому что нас обратили против нашей воли, а поскольку нас изнасиловали, то мы жертвы, а не падшие женщины. Баба Шейх лично встретился
