После года исследований, процедур, допросов он был непохож на самого себя. Когда мы с ним встретились в моём кабинете на Знаменке, я был уже полковником, то поначалу не сразу узнал его. Михаил изменился. Он похудел в лице, а на голове совсем не осталось волос. От живого и полного сил молодого тела не уцелело практически ничего. Лишь осунувшееся и страшно усталое лицо совершенно не знакомого мне человека.
– Бог мой! Ты так изменился! – я был удивлён и встревожен.
– А ещё я ужасно хочу есть, – ответил Михаил вместо приветствия. – Вы даже себе представить не можете, насколько жутко выглядит этот чудный, с позволения сказать, процесс в моём случае. – Он грустно усмехнулся и, подойдя к огромному окну, стал рассматривать городские виды. – Я провёл «чудесный» год в обществе самых ужасных людей этой страны. Но, надеюсь, что смогу компенсировать эти ужасы долгожданным трёхмесячным отпуском, который мне обещали после всего пережитого. Я страшно соскучился по Юле и до дрожи в зубах хочу увидеть дочь.
– Как вы её назвали?
– Галина. В честь моей бабушки. – Михаил задумчиво усмехнулся. Я не видел её больше года. Это жутко, я знаю. Боюсь даже прикоснуться. Она ведь такая крохотная. А вдруг она меня испугается? Ведь для неё я всего лишь огромный, страшный монстр. Боюсь, что напугаю её и она не воспримет меня как человека. А что я ей скажу? Как мне начать с ней общаться? – В глазах Михаила мелькнули испуг и растерянность. – Мне так не хватало моей семьи. Но клянусь, я никогда не причиню им и капли боли. Поскольку они, то немногое, что до сих пор поддерживает во мне человечность. Для всех остальных я лишь машина. – Он погрустнел. Таким печальным полковник Михаила ещё никогда не видел.
– Ты не должен отчаиваться. Я вот тоже до сих пор считаю тебя человеком. Никак не могу привыкнуть к этой жуткой цифре Z2–17. Нет. Для меня ты всё тот же парень, что спас мне жизнь там, на причале в Кронштадте. Ты для меня всё тот же Михаил Сомов.
Они некоторое время молчали, затем Михаил неожиданно сменил тему беседы.
– Быть может, это прозвучит глупо, а, быть может, даже пугающе, но мне сильно не хватает секса. – Его лицо налилось краской. – Вы не поверите, как сильно мне хочется вновь испытать это! – Михаил скривился в лице и опустил взгляд. – На его глазах навернулись крупные слёзы. – Мне не стыдно об этом говорить, поскольку мне это больше не светит. А я хочу! Я хочу ещё детей, обнять жену, заняться с ней любовью, ласкать её тело! – Он отошёл от окна и опустился на маленький столик в углу, где располагалась барная стойка. Бирюк сел рядом и достал из стола бутылку водки. Михаил взглянул на полковника и усмехнулся. – Вы не подумайте, что я озабочен или что-то там в подобном смысле! Я воистину осознал всю горечь своего жалкого, немощного положения. Будучи величайшей уникальностью планеты, я не могу даже элементарно справить нужду. В моей голове роятся миллиарды мыслей, и я не могу избавиться от них. Мои человеческие привычки порой бывают превыше всего. Вот, например, пару дней назад у меня жутко чесалась нога. Вы понимаете, нога чесалась! А она ведь из металла. Я это знаю, но чувствую, что чешется и ничего не могу с этим поделать. Вон даже царапины на ней остались. – Он показал генералу едва заметные борозды на своей кибернетической ноге. Внешняя краска и впрямь была повреждена. – А сны! Вы знаете, что мне снится? Вчера ночью я курил огромную сигару, у меня на коленях сидела Юля и мы шутили, смеялись, целовались. Я ощущал невероятное желание! Господи, прости меня! Я не могу так больше. Кажется, что я схожу с ума. О чём бы я ни думал, всё сводится к сексу, еде или другим элементарным житейским мелочам! Может быть, мне и мозги искусственными сделать, чтобы не думать об этих вещах.
Сергей Владимирович налил водки в два больших высоких стакана.
– Ну, выпить-то тебе можно? – с улыбкой спросил он у Михаила. Тот сморщился и поднялся на ноги. Сервоприводы его ходового скелета мягко вжикнули.
– Вы издеваетесь? У меня и желудка-то нет. А питаюсь я из специального аппарата с трубками.
– Мне стало так жалко его, – Бирюк внимательно наблюдал за действиями Ивана. Здоровяк устанавливал меж огромных валунов, преграждавших выход из шахты, самодельное взрывное устройство, собранное им из двух кусков тротила-345, заботливо припрятанных им на подобный случай. – Спустя неделю, я вытребовал у наших айтишников гражданскую модификацию «Мозгоправа». Это такой прибор, с помощью которого отдел дознаний может моделировать в сознании допрашиваемых людей те или иные жизненные ситуации. «Мозгоправ» может погрузить человека в такую историю, оказавшись в которой, тот выдаст любую интересующую их информацию. Работает эта система очень просто. На голову надевается специальный шлем, который внедряет в мозг визуальные образы, неотличимые от реальности. Человек словно продолжает жить своей жизнью, не подозревая, что всё это – внушаемая ему ложь. Все свои действия он осознаёт, как и в реальной жизни. А главное, человек всё ощущает. Именно это и нужно было Добровольцу Z2–17.
Прошло буквально два дня, и Михаил пришёл ко мне вновь. Он был в восторге и не переставал благодарить.
– Я сегодня впервые спал спокойно. Если так пойдёт и дальше, то моё эмоциональное состояние вскоре вернётся в норму, и я смогу продолжить службу.
– Это пока проблема. Совет планетарной обороны опасается, что внедрение тебя как самостоятельной, активной боевой единицы может осложнить и без того находящуюся в кризисе мировую дипломатическую ситуацию. Мы уже давно занимаем первое место в мире по развитию и производству вооружений, и только по этой причине страны Запада и Северной Америки не стёрли нас с лица земли. Ты думаешь, раз у нас война с пришельцами, то мы все здесь друзья не разлей вода? Если так, то ты наивен, как мой кот, который сдох лет тридцать назад. Именно оттого, что был слишком наивен. Американцы долго копили силы. Даже разделённые Гражданской войной, они всё ещё та же страна, что грезит мировым господством. Разъединённые Штаты Америки – это не более чем ширма, надвинутая на глаза народа, рьяно верящего в завоёванную им свободу. Но не будь так наивен. Именно сейчас их бюрократы пытаются обвинить нас во
