Для Путина государственническое начало было и остается частью его политических убеждений. Вспоминаю высказывания Билла Клинтона в сентябре 1999 года, когда президент США впервые встретился с недавно назначенным премьером Путиным, которого сразу стали воспринимать как наследника. Встреча произошла на саммите АТЭС в Новой Зеландии. Клинтон сказал: «С этим парнем нам будет гораздо труднее, чем с Борисом. Этот будет отстаивать национальные интересы своей страны». Это была характерная фраза, которую приводит в своей нашумевшей книге «Билл и Борис» тогдашний заместитель госсекретаря США Строуб Тэлботт. То есть с самого начала Клинтон обозначил, что это слом преемственности, а не ее возобновление. Что приходит другого типа человек, другого типа руководитель. И Клинтон почувствовал в Путине ту силу, которая через много лет превратит его в одного из лидеров современного мира.
На мой взгляд, путинская доктрина внешней политики, которая была окончательно сформулирована им в знаменитой Мюнхенской речи в феврале 2007 года, опиралась на тот опыт взаимодействия с Западом, который накопился в 1990-е годы. Помимо исторического опыта, профессионального образования, личных склонностей Путина, играла роль и сфера деятельности, в которой он работал.
При этом Путин не отличался идеологическим подходом к Западу. Ни разу не было замечено, что он воспринимал Запад как противника, врага по определению. И он давал это много раз понять. Он дал понять это, в частности, когда позвонил Джорджу Бушу — младшему после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне, предложив помощь в борьбе с терроризмом. Он был первым из зарубежных лидеров, предложивших помощь, и это во многом предопределило дальнейшие личные отношения Путина и Буша. Американский президент потом много раз говорил, что вот Путин настоящий человек, в отличие от европейцев (Ширак, например, позвонил только через три дня).
Символичным было и выступление Владимира Путина в бундестаге на немецком языке в том же сентябре 2001 года. Спич, в котором было подчеркнуто, что Россия — часть Европы, произвел весьма позитивное впечатление на немцев. Это была неидеологическая речь, спич европейца, который видит Россию в Европе. Но Россию, с чьими интересами будут считаться, будут их уважать.
И вот здесь в будущем происходит главный надлом. Потому что до этого Россию воспринимали не как субъект, а как объект политики. Как государство, на которое Запад собирался влиять, диктовать повестку дня. От которого ожидал поддержки основных акций, поддержки в международных организациях. И был готов не начинать новую холодную войну при таких условиях. Любая самостоятельная игра России неизбежно должна была встретиться с отторжением на Западе, серьезным и весьма болезненным. Что мы и увидели после Мюнхенской речи, короткой войны с Грузией и уже в высшей стадии неприятия во время украинского и сирийского кризисов в 2014–2017 годах.
6. Начало нулевых: еще одна попытка договориться с Западом
Переход от времени Ельцина к правлению Путина с точки зрения внешней защиты национальных интересов России был подготовлен внешней политикой и философией Евгения Примакова. К началу 2000-х накопилась сумма доказательств того, что смена экономической, политической и идеологической системы в России не означает устранения геополитических и ценностных разногласий с западным миром. Россия оставалась крупной державой, второй ядерной державой мира, первой по объему природных ресурсов и по размерам территории, что обеспечивает ей выход на важнейшие геостратегические регионы мира — Европу, Ближний Восток, Среднюю Азию, Средний Восток, Дальний Восток. Практически на всех этих направлениях между Россией и Западом по-прежнему продолжалось достаточно очевидное соперничество. Таким образом, сама логика геополитического положения России, логика ее национальных интересов сталкивают ее с логикой интересов Запада, стремящегося к безостановочной экспансии. В наиболее острой форме эти интересы сталкиваются на бывшем советском пространстве — в силу курса западного альянса на геостратегическое освоение тех новых государств, которые сформировались во время распада Советского Союза.
Когда в 2001 году было принято решение о включении Прибалтики в состав НАТО, это, конечно, уже был переход некой «красной черты»: через эти страны военный альянс прямо вышел на границу России. Еще в середине 1990-х нас заверяли, что Запад никогда не перейдет «красную черту», под которой понимали границу бывшего Советского Союза. Нас убеждали, что расширение НАТО охватит самое большее те государства, которые были частью Варшавского договора, вышли из него и изъявили желание присоединиться к Западному альянсу: Польшу, Чехию, Словакию, Болгарию, но ни в коем случае не бывшие республики СССР.
Для одних западных политиков и экспертов это был сознательный обман, для других заблуждение. Мне лично было изначально понятно, что НАТО не остановится на Восточной Европе. Экспансия системы, которая считает себя определяющей ход событий в мире, не имеет границ и пределов. Американская экспансия закончится только с концом Соединенных Штатов в их нынешнем виде. Экспансия Римской империи закончилась лишь тогда, когда начала затухать империя. Вместе с тем ее расширение ограничивалось силами тех народов, которые имели способность сопротивляться. На краях империи, где выигрыш от захвата новых территорий был неочевиден, а затраты на это слишком велики, Римская империя останавливалась: она не пошла на север от Дуная и на восток от Рейна, где жили воинственные дикие племена. Их подчинение было бы слишком тяжелым бременем, а большой потребности в этом не было.
В наши дни экспансия США упирается в такие «ограничители», как Россия, Китай, Иран, Вьетнам, ряд стран Латинской Америки, которые не принимают американское господство. Но это не меняет логику США как новейшей империи: она состоит в постоянной экспансии. И любые обещания, противоречащие этой логике, заведомо лживые. Так, вслед за первым обещанием не двигаться к востоку от прежних границ альянса (вспомним, как Джеймс Бейкер — и не он один — обещал «ни на дюйм не продвинуться на восток» после объединения Германии) нам говорили, что расширение ограничится Польшей, Венгрией и Чехией. А затем страны Прибалтики были приглашены в состав альянса и на очереди оказались Молдавия, Грузия, Украина.
Все это сыграло решающую роль в переосмыслении Россией взаимоотношений с Западом. В России на руководящем уровне стало укрепляться убеждение, что Запад стремится воспользоваться периодом нашей экономической и геополитической слабости, чтобы максимально укрепить собственные геополитические позиции и превратить Россию в страну с ограниченным суверенитетом. Страну, которой можно диктовать модель поведения, указывать, как
