— И на фронте тоже.
— Что?
Гребер понял, что допустил ошибку.
— Мы ждем там новое секретное оружие, — сказал он. — Говорят, какое-то чудо.
Арнольд уставился на него.
— Да что ты мелешь, черт тебя подери! Можно подумать, будто мы проигрываем войну! Этого быть не может! Думаешь, мне охота сидеть в паршивой тележке и продавать спички, как те, после первой войны? У нас есть права! Фюрер нам обещал!
Он разволновался и бросил карты на стол.
— Пойди включи радио, — сказал болельщик Мутцигу. — Давай музыку!
Мутциг покрутил ручку. Из репродуктора вылетел залп трескучих фраз. Он покрутил еще.
— Постой! — раздраженно крикнул Арнольд.
— Зачем? Опять речуга.
— Оставь, говорю тебе! Это партийная речь. Если бы каждый их слушал, дела шли бы лучше!
Мутциг со вздохом повернул ручку обратно. В палату ворвались выкрики оратора, возглашавшего победно «Хайль!». Арнольд слушал, стиснув зубы. Штокман сделал Греберу знак и пожал плечами. Гребер подошел к нему.
— Всего хорошего, Штокман, — прошептал он. — Мне пора.
— Есть дела повеселее, а?
— Нет, не то. Но мне пора идти.
Гребер направился к выходу. Остальные провожали его глазами. У него было такое чувство, словно он голый. Он шел через зал медленно; ему казалось, что при такой походке его здоровый вид не будет раздражать этих калек. Он чувствовал, с какой завистью они смотрят ему вслед. Мутциг проковылял с ним до двери.
— Заходи, — сказал он, остановившись в тускло освещенном сером коридоре. — Сегодня тебе не повезло. Обычно мы бываем бодрее.
Гребер вышел на улицу. Смеркалось. И вдруг им с новой силой овладел страх за Элизабет. Целый день Гребер пытался убежать от него. Но теперь, в неверном свете сумерек, страх этот, казалось, снова выполз изо всех углов.
Гребер пошел к Польману. Старик открыл ему сразу, как будто он кого-то ждал.
— Это вы, Гребер? — сказал он.
— Да. Я вас не задержу. Мне нужно только кое о чем спросить.
Польман распахнул дверь.
— Входите. Лучше не стоять на лестнице. Соседям незачем знать…
Они вошли в комнату, освещенную лампой. Гребер почувствовал запах табачного дыма. У Польмана в руке сигареты не было.
— О чем вы хотели спросить меня, Гребер?
Гребер посмотрел вокруг.
— Это у вас единственная комната?
— Почему вы спрашиваете?
— Может быть, мне придется спрятать одного человека на несколько дней. У вас можно?
Польман молчал.
— Его не ищут, — сказал Гребер. — Это так, на всякий случай. Вероятно, и не понадобится. А у меня есть основания беспокоиться за него. Или, может быть, это только мне кажется…
— Почему же вы обращаетесь с такой просьбой именно ко мне?
— Больше я никого не знаю.
Гребер и сам не понимал, почему пришел. Им руководило лишь смутное желание подыскать убежище на крайний случай.
— Кто этот человек?
— Девушка, на которой я женюсь. Ее отец в концлагере. Я боюсь, что и за ней придут. А может быть, я все это только вообразил себе?
— Нет, не вообразили, — сказал Польман. — Осторожность лучше, чем запоздалое раскаяние. Можете располагать этой комнатой, если понадобится.
Гребер вздохнул с облегчением. Теплое чувство благодарности переполняло его.
— Спасибо, — сказал он. — Большое спасибо.
Польман улыбнулся. Он вдруг показался Греберу не таким дряхлым, как в прошлый раз.
— Спасибо, — повторил Гребер еще раз. — Надеюсь, комната мне не понадобится.
Они стояли возле полок с книгами.
— Возьмите с собой то, что вам захочется, — сказал заботливо Польман. — Книги иногда помогают пережить тяжелые часы.
Гребер покачал головой.
— Не мне. Но я хотел бы знать одно: как совместить все это: книги, стихи, философию — и бесчеловечность штурмовиков, концентрационные лагеря, уничтожение невинных людей?
— Этого совместить нельзя. Все это только сосуществует во времени. Если бы жили те, кто написал эти книги, большинство из них тоже сидело бы в концлагерях.
— Пожалуй.
Польман взглянул на Гребера.
— Вы женитесь?
— Да.
Старик поискал среди книг и вытащил какой-то томик.
— Это все, что я могу подарить вам. Возьмите. Читать здесь нечего, тут виды, одни только виды. Нередко я целыми ночами рассматривал их, когда уставал от чтения. Картины и стихи — это мне доступно, пока есть керосин. А потом, в темноте, остается только молиться.
— Да, — неуверенно проговорил Гребер.
— Я много думал о вас, Гребер. И о том, что вы мне на днях сказали. На ваш вопрос нет ответа. — Польман замолчал, потом тихо добавил. — Есть, собственно, только один: надо верить. Верить. Что же нам еще остается?
— Во что?
— В бога. И в доброе начало в человеке.
— Вы никогда не сомневались в этом добром начале? — спросил Гребер.
— Нет, сомневался, — ответил старик. — И часто. А разве возможна вера без сомнений?
Гребер направился к фабрике. Поднялся ветер, рваные облака проносились над самыми крышами. Отряд солдат прошагал в полутьме через площадь. Они несли с собой вещи и шли к вокзалу, чтобы сразу отправиться на фронт. «И я мог быть сейчас среди них», — подумал Гребер. Он увидел темный силуэт липы на фоне разрушенного дома и неожиданно почувствовал свои плечи и свои мускулы, его снова охватило мощное ощущение жизни, которое он испытал, когда впервые увидел эту липу. «Удивительно, — подумал Гребер, — мне жаль Польмана, и он бессилен мне помочь, но, выйдя от него, я воспринимаю жизнь глубже и полнее».
Глава 19
— Ваши бумаги? Подождите минуту.
Чиновник снял очки и посмотрел на Элизабет. Потом неторопливо встал и скрылся за деревянной перегородкой, отделявшей его от зала.
Гребер посмотрел ему вслед и оглянулся. Перед выходом толпились люди.
— Ступай к двери, — сказал он тихо. — Жди там. Если я сниму фуражку, сразу же отправляйся к Польману. Ни о чем не беспокойся, иди, не задерживаясь, я приду туда вслед за тобой.
Элизабет медлила.
— Ступай! — повторил он нетерпеливо. — Может, этот старый козел сейчас приведет кого-нибудь. Нам нельзя рисковать. Подожди на улице.
— А может быть, ему просто понадобилась какая-то справка?
— Это мы выясним. Я скажу, что тебе стало плохо и ты вышла на минутку. Иди, Элизабет!
Он стоял у окошечка и смотрел ей вслед. Она повернула голову и улыбнулась. Потом исчезла в толпе.
— Где же фрейлейн Крузе?
Гребер обернулся: чиновник был уже тут.
— Сейчас придет! Все в порядке?
Тот кивнул.
— Когда вы хотите пожениться?
— Как можно скорее. У меня времени в обрез. Отпуск почти кончается.
— Можете оформить брак сейчас же, если хотите. Бумаги готовы. Для солдат процедура очень упрощена, и все делается быстро.
Гребер смотрел на бумаги в руках чиновника. Тот улыбался. Гребер вдруг почувствовал странную слабость. Горячая волна крови обожгла щеки.
— Все в порядке? — спросил он и снял фуражку, чтобы отереть пот со лба.
— Да, — подтвердил чиновник. — Где же фрейлейн Крузе?
Гребер положил фуражку перед окошечком и глазами поискал Элизабет. Кругом стояли люди, но ее он не видел. Вдруг он заметил свою фуражку. Он совсем забыл, что это условный знак.
— Минутку, — торопливо сказал Гребер. — Сейчас я ее позову.
И он поспешно начал проталкиваться через толпу: может быть, он еще успеет ее
