— Слава богу, ты здесь! — сказал он. — Все в порядке. Все в порядке, Элизабет!
Они вернулись. Чиновник выдал Элизабет ее бумаги.
— Вы дочь медицинского советника Крузе? — спросил он.
— Да.
У Гребера перехватило дыхание.
— Я знавал вашего отца, — сказал чиновник.
Элизабет взглянула на него.
— Известно вам что-нибудь о нем? — спросила она после паузы.
— Не больше чем вам. А вы ничего не слышали?
— Нет.
Чиновник снял очки. У него были водянисто-голубые близорукие глаза.
— Будем надеяться на лучшее. — Он протянул Элизабет руку. — Всего хорошего. Я сам провел ваше дело и все оформил. Вы можете зарегистрироваться хоть сегодня. Я могу это устроить. Хоть сейчас.
— Сейчас, — сказал Гребер.
— Сегодня днем, — поправила его Элизабет. — В два часа! Можно?
— Так и сделаем. Вам следует явиться в гимнастический зал городской школы. Бюро регистрации браков теперь помещается там.
— Спасибо.
Они остановились у выхода.
— А почему не сейчас? — спросил Гребер. — Тогда нам уж наверняка ничто не помешает.
Элизабет улыбнулась.
— Мне нужно хоть немного времени, чтобы приготовиться, Эрнст. Ты этого не понимаешь, да?
— Только наполовину.
— Наполовину, — и то хорошо. Зайди за мной без четверти два.
Гребер медлил.
— Все обошлось как нельзя лучше, — сказал он наконец. — Что только мне ни мерещилось! Сам не знаю, почему я так трусил. Я был, наверное, очень смешон, да?
— Нет, нисколько.
— А я думаю, все-таки очень.
Элизабет покачала головой.
— Отец тоже считал, что люди, которые его предостерегали, смешны. Нам повезло, Эрнст, вот и все!
Пройдя несколько улиц, Гребер увидел портняжную мастерскую. В ней сидел портной, похожий на кенгуру, и шил военный мундир.
— Можно отдать в чистку брюки? — спросил Гребер.
Портной поднял голову.
— У меня портняжная мастерская, в чистку не беру.
— Вижу. Я бы хотел и отутюжить мою форму.
— Ту, что на вас?
— Да.
Пробормотав что-то, портной встал. Он осмотрел пятно на брюках.
— Это не кровь, — успокоил его Гребер. — Это прованское масло. Можно вывести бензином.
— Почему же вы сами не вывели, если вы все знаете? Бензином такие пятна не выведешь.
— Допускаю. Вам лучше знать. Есть у вас во что пока переодеться?
Портной скрылся за занавеской и вернулся с клетчатыми брюками и белой курткой. Гребер взял их.
— А скоро будет готово? — спросил он. — Сегодня у меня свадьба.
— Через час.
Гребер переоделся.
— Тогда я через час зайду.
Кенгуру с недоверием посмотрел на него. Он рассчитывал, что Гребер подождет в мастерской.
— Мой мундир — хороший залог, — пояснил Гребер. — Я не убегу.
Портной широко улыбнулся.
— Ваш мундир принадлежит государству, молодой человек. Но так и быть, идите и подстригитесь. Это необходимо, раз вы собираетесь жениться.
— Верно.
Гребер отправился в парикмахерскую. Клиентов обслуживала костлявая женщина.
— Муж на фронте, — сказала она. — Я его пока заменяю. Садитесь. Побрить?
— Постричь. А вы и это умеете?
— Господи боже мой! Да уж я так хорошо научилась стричь, что скоро забывать начну. И помыть? У нас превосходное мыло.
— Да. И помыть.
Женщина действовала довольно энергично. Она подстригла Гребера и основательно обработала его голову мылом и мохнатым полотенцем.
— Желаете брильянтин? — спросила она. — У нас есть французский.
Гребер очнулся от внезапной дремоты, посмотрел на себя в зеркало и испугался. Уши его, казалось, выросли, — так коротко были острижены волосы на висках.
— Брильянтин? — повелительно спросила женщина.
— А какой у него запах? — Гребер вспомнил ароматическую соль Альфонса.
— Ну, как у всякого брильянтина. Обыкновенный. У нас еще французский.
Гребер взял баночку и понюхал. От брильянтина пахло прогорклым жиром. Время побед и впрямь давно миновало. Он взглянул на свои волосы: там, где они были длиннее, торчали вихры.
— Ладно, давайте ваш брильянтин, — сказал он. — Но только чуть-чуть.
Гребер расплатился и вернулся к портному.
— Быстро вы, — пробурчал Кенгуру.
Гребер ничего не ответил. Он сел и принялся смотреть, как портной утюжит. От теплого воздуха его разморило. Война вдруг отошла куда-то далеко. Лениво жужжали мухи, шипел утюг, и от всей этой маленькой комнаты веяло давно забытым ощущением безопасности.
— Вот все, что можно было сделать.
Портной протянул Греберу брюки. Тот внимательно рассмотрел их. Пятно почти исчезло.
— Отлично.
Брюки пахли бензином, но он ничего не сказал и быстро переоделся.
— Кто это вас так обкорнал? — спросил портной.
— Какая-то женщина, у нее муж на фронте.
— Можно подумать, что вы стриглись сами. Погодите-ка минутку.
Кенгуру прикоснулся ножницами в нескольких местах.
— Так, теперь сойдет.
— Сколько я вам должен?
Портной отрицательно помотал головой.
— Тысячу марок или ничего. Ну, значит, ничего. Свадебный подарок.
— Спасибо. Не знаете ли вы, где тут цветочный магазин?
— Недалеко, на Шпихернштрассе.
Магазин был открыт. Две женщины торговались с хозяйкой из-за венка.
— Да ведь ветки-то с настоящими шишками, — убеждала их хозяйка. — А с шишками всегда дороже.
Одна из женщин бросила на хозяйку негодующий взгляд. Ее дряблые, морщинистые щеки дрожали.
— Но это же спекуляция! — воскликнула она. — Настоящая спекуляция! Пошли, Минна! Мы найдем в другом месте подешевле.
— Не хотите, так не берите, — заявила хозяйка. — У меня товар не залежится.
— При таких-то ценах?
— О да, и при таких ценах! Венков не хватает. Ежедневно все распродаю, мадам.
— Значит, вы наживаетесь на войне.
Обе женщины, хлопнув дверью, вышли из лавки. Хозяйка, казалось, хотела крикнуть что-то им вслед, потом повернулась к Греберу. На ее щеках горели красные пятна.
— А вам? Венок или украшение на гроб? Видите, выбор невелик, но у нас очень хорошие еловые ветки.
— Мне не надо ничего похоронного.
— А что же тогда? — удивленно спросила хозяйка.
— Мне нужны цветы!
— Цветы? Могу предложить лилии.
— Нет, лилий не надо. Что-нибудь к свадьбе.
— Лилии вполне подходят для свадьбы, сударь! Это символ невинности и чистоты.
— Верно. Но нет ли у вас роз?
— Розы? В это время года? Откуда? В теплицах теперь выращиваются овощи. Да и вообще нигде ничего нет.
Гребер обошел прилавок. Наконец за каким-то венком в виде свастики он обнаружил букет нарциссов.
— Вот это подойдет!
Хозяйка вынула букет из вазы и дала стечь воде.
— К сожалению, придется завернуть цветы в газету. Другой упаковки у меня нет.
— Не беда.
Гребер заплатил за нарциссы и вышел. Он сразу же почувствовал себя как-то неловко с цветами в руках. Каждый прохожий, казалось, разглядывает его. Сначала он держал букет вверх ногами, потом зажал его под мышкой. При этом его взгляд упал на газету, в которую были завернуты цветы. Рядом с нарциссами он увидел физиономию какого-то военного с раскрытым ртом. Это был председатель чрезвычайного трибунала. Гребер вчитался в текст. Четырех человек казнили за то, что они уже не верили в победу Германии. Им отрубили головы топором. Гильотину давно упразднили: она оказалась слишком гуманным орудием. Гребер снял с цветов газету и выкинул ее.
Чиновник оказался прав: бюро регистрации браков помещалось в гимнастическом зале городской школы. Регистратор бюро сидел перед канатами для лазанья, нижние концы которых были прикреплены к стене. Между канатами Гребер увидел портрет Гитлера в мундире, а под ним — свастику с германским орлом. Греберу и Элизабет пришлось ждать. До них были на очереди немолодой солдат и женщина с золотой брошкой в виде парусной лодочки. Солдат волновался, женщина была спокойна.
